Ильдефонс Корсак неровной трусцой двинулся в сторону сарайчика. Видно было, что он давно ждал этой минуты.
Пани Мальвина еще раз посмотрела на небо, на солнце, раздираемое жаром.
— Быть беде, ой, быть. Виданное ли дело в эту пору? Суд господа нашего уже близок, — вздохнула она и ушла домой.
Пепельной дорогой возвращался партизан. Он тяжело ступал, поднимая клубы мучнистой пыли. Поравнявшись со мной, он обернулся и посмотрел в ту сторону, куда уехала Регина.
— Вот стерва. Видали?
Я молчал. Он хлопнул протезом по здоровой руке и пошел по направлению к железнодорожному полотну.
Вскоре после отъезда Регины я стал свидетелем достопримечательного события. Около полудня на дороге, по которой уехала Регина, поднялась огромная туча пыли, а затем из нее вынырнул странный предмет, по форме напоминавший низкий бильярдный стол. Предмет этот вопреки правилам безопасности кренился во все стороны, ярко сверкая никелированными частями.
Мы побросали кирки на землю, а Ромусь сонно приподнялся с разогретой сухой травы, и все с удивлением смотрели на столь непривычное зрелище.
После долгого раздумья Ромусь изрек:
— Такси. Такси из города едет.
Партизан побледнел. Осторожно, словно крадучись, он двинулся навстречу подъехавшей машине. Мы тоже спустились на дорогу и встали за спиной партизана.
Плоский зеленый автомобиль, величиной с открытый товарный вагон, подкатил к нам. Сперва из машины вылез невысокий, приземистый брюнет, сразу заинтриговавший нас золотыми пуговицами на клетчатом пиджаке. Следом за ним вышел второй пассажир, высокий, с сильной проседью и сердитым, упрямым выражением лица.
Брюнет с золотыми пуговицами поднял капот двигателя, открутил крышку радиатора и ловко отскочил в сторону, когда оттуда вырвалась струя шипящего пара.
— Ну и дороги у вас, — сказал он, отряхивая руки. — Есть с чем поздравить.
— Не мы их строили, — усталым голосом ответил Ромусь.
Партизан, не отрываясь, смотрел на запыленные стекла машины, но внутри было пусто. Под задним окошком лежал свернутый плащ, метелка для смахивания пыли, смятые дорожные карты.
Низенький брюнет окинул взглядом Ромуся:
— Вы, наверное, из числа местных интеллектуалов?
Ромусь, сбитый с толку, переступал с ноги на ногу.
— Философ, не так ли? — продолжал брюнет. — Здешний Спиноза.
Ромусь сосредоточенно погрузился в свои мысли, предполагая, что в вопросе этом скрыта подковырка. Но он не успел придумать достойный ответ, так как человек, заговоривший с ним, потерял всякий интерес к его особе и стал что-то объяснять по-английски своему молчаливому спутнику.
Потом он обратился к партизану, который, вероятно, выглядел солиднее остальных:
— Далеко отсюда до Солецкого бора, хозяин?
Партизан указал протезом на противоположный берег реки.
— Там начинается бор.
Брюнет расстегнул две золотые пуговки на пиджаке, плотно облегавшем его круглый животик, и сообщил:
— Этот господин — журналист с Запада.
Мы вежливо поклонились, седоватый путешественник тоже любезно кивнул головой.
— Его интересует ваша местность, — продолжал брюнет. — Он знает, что этот участок будет затоплен, и поэтому хочет написать о вас репортаж для заграничных газет.
Он сделал паузу, выжидательно глядя на нас. Граф Пац подтянул рубашку, расстегнутую у ворота.
— Очень приятно.
— Кто из вас хорошо знает Солецкий бор?
Мы неуверенно переглядывались.
— Нам нужен проводник.
Седоватый журналист быстро сказал что-то по-английски.
— Он говорит, — перевел брюнет, — что хорошо заплатит за услугу.
— Ромусь хорошо знает бор, он здешний, — заметил Пац.
Приезжие посмотрели на Ромуся, который с упорством разрисовывал ступней горячую колею, проложенную автомобилем. Он явно колебался, гордость боролась в нем с алчностью.
— А почему бы и нет? Я бор знаю, — сказал он наконец с подчеркнутым равнодушием.
— Ну, так пошли сразу. Жаль время терять, — решил брюнет и принялся старательно закрывать дверцы машины.
— Излишняя осторожность, — заметил Пац. — У нас никто машинами не интересуется. Она может и неделю простоять посреди дороги.
Брюнет поднял кверху круглую ладошку, в которой сверкали ключики.
— О-хо-хо. У меня свое мнение на этот счет. У нашего народца ум пытливый и очень много терпения. До последнего винтика сумеет разобрать машину. Пошли.
Они двинулись к реке. Впереди переводчик с золотыми пуговицами, потом западный журналист, а за ними шагал Ромусь в обычном для него состоянии сонного оцепенения, время от времени поплевывая по сторонам. Они подошли уже к спуску на луг, но тут переводчик вдруг остановился, словно что-то вспомнив.