Наконец, оказавшись на склоне холма, я сквозь голые молодые дубки увидел внизу нашу долину и противоположный откос, на котором высился белый монастырь посреди омытых ливнем озимых. Я готов был подумать, будто я заблудился — до того непохожей на себя была эта местность в осеннюю непогоду. Она напоминала мне человека, который в полном отчаянии припал к земле, а его тем временем поглотило огромное мутное озеро, и он так и лежит на его дне.
Я сполз вниз, обгоняемый веселыми, озорными шишками: они высоко подпрыгивали между молодыми дубками. На другой стороне, справа, я увидел густые, неподвижные клубы пара и догадался, что это угасает уже несколько месяцев горевший торфяник, заслоняя густой, непроницаемой стеной старый повстанческий курган.
Подойдя к берегу Солы, я замер от удивления. Река за ночь вновь обрела былое великолепие и даже стала красивее, заполнив бурными, пенящимися волнами все русло по самые берега.
До моста в Подъельняках было километра три. Ступня у меня горела и поминутно напоминала о себе быстрой, болезненной пульсацией, так что волей-неволей я измерил палкой глубину воды. Получалось, что мне она будет не выше груди. И я погрузился в реку, держась за корни прибрежных кустов.
Беспомощно смотрел я на рыжую, помутневшую от ила воду и тут услышал, что меня окликают. Я посмотрел направо. Двое рабочих подзывали меня, бурно размахивая руками.
Кое-как я выполз из воды и заковылял в их сторону.
— Ты что, сбрендил, парень? — спросил меня один из них, ростом повыше.
— Мне надо домой, — ответил я.
— Не видишь разве, какая вода?
— Влезайте, хозяин, — сказал второй и указал мне на плот, наскоро сколоченный из толстых бревен.
Мы стали переправляться через Солу, они работали баграми, поглядывая на меня с недружелюбным вниманием.
— Браконьерствуете? — спросил более высокий.
— С чего вы взяли? Я заблудился в лесу.
— А то мы часто слышим в той стороне одиночные выстрелы.
— Видите ведь, что у меня нет оружия.
— Местные люди болтают, что тут какой-то знаменитый бандит скрывается.
— Да ну, сплетни, — недоверчиво сказал высокий. — Я уже во многих местах слышал такую брехню.
— Это не обычный городишко, чтоб мне сдохнуть, — настаивал его товарищ.
Они занялись своим делом и больше не обращали на меня внимания, а я сидел на смолистых бревнах посреди плота, как жертва кораблекрушения.
— Это тот самый парень, который тогда номера показывал, — заметил вполголоса низенький.
— Да пусть его. Видишь, копыто у него распухло, как колода.
— Он, наверное, баптист.
— Не видел я, чтобы он вместе с ними молился.
Низенький повернулся в мою сторону, налегая грудью на верхний конец багра.
— А вы что, секту основали?
— Нет, это не секта, — ответил я.
— А что же?
— Они просто так молятся, по-своему, — сказал я, а потом добавил: — Это несчастные люди.
— Несчастные, несчастные, — передразнил меня низенький. — А где ты найдешь тех, что в сорочке родились? Эх, много еще у нас суеверий.
Он собирался что-то сказать, но нас уже прибило к берегу. Я плюхнулся между кустами ольшаника, по веткам которых катились большие и удивительно чистые капли дождя.
— Спасибо, — сказал я.
Мне не ответили. Плот, подхваченный течением, закрутился. Рабочие быстро воткнули багры в дно; под их мокрыми рубахами заметно обозначились мускулы.
— Мы могли бы его подтянуть, — пожалел низенький.
Высокий что-то пробормотал, и вскоре оба исчезли в прибрежных зарослях.
Я проковылял через размокший луг — почва уже сильно пропиталась сыростью и хлюпала у меня под ногами — и вскарабкался на пригорок, к левому склону которого прилепился дом с красной мачтой рябины.
Почему-то я твердо знал, что сейчас встречу Юзефа Царя, и не удивился, увидев его на середине дорожки, извивавшейся между кустами сирени. Он был все в том же черном плаще.
— Что случилось? — спросил он.
— Я вывихнул ногу.
— Вас целую ночь не было дома. С утра все отправились на поиски.
— Кто?
Юзеф Царь смотрел мне прямо в лицо.
— Кто? Все. Партизан, Пац, Ромусь, даже Корсак. Разошлись по окрестностям в разные стороны.
— В меня ночью стреляли.
— Стреляли? — удивился он.
— Да, поэтому я убегал. Два раза выстрелили в мою сторону.
Юзеф Царь усмехнулся своими мясистыми губами.
— Вы вчера пили водку.