Услышав тикание часов на чердаке и решив, что там скрывается Сюндэй, Сидзуко со слезами на глазах стала молить его сохранить жизнь г-ну Коямаде и тем самым лишний раз дала возможность Сюндэю убедиться в ее искренней привязанности к мужу. От этого ревность Сюндэя разгорелась еще больше, и в то же время он не мог не почуять грозящую ему опасность разоблачения. Не потому ли он решил как можно скорее покончить со столь дорогим Сидзуко человеком?
И все же обстоятельства смерти Рокуро Коямады выглядели весьма странно.
Как только Сидзуко сообщила мне о смерти мужа, я в тот же вечер приехал к ней и попросил ее подробно рассказать обо всех событиях того рокового дня. Оказалось, что в поведении г-на Коямады в тот день ничего странного она не заметила. Он вернулся с работы немного раньше обычного и, поужинав, отправился в Коумэ, что на противоположном берегу реки, сыграть несколько партий в го[3] с приятелем. Вечер был теплый, поэтому он не стал надевать пальто и вышел из дома в шелковом авасэ и плотной накидке-хаори поверх него. Неторопливо он направился в сторону реки. Было это около семи часов вечера.
Дом приятеля находится неподалеку, и г-н Коямада всегда ходил туда пешком. Что произошло после его ухода из дома, Сидзуко не знала. Она прождала мужа всю ночь, но он так и не вернулся, а поскольку как раз накануне пришло упомянутое мною письмо Сюндэя, ее охватило беспокойство. Едва дождавшись утра, Сидзуко принялась обзванивать всех знакомых мужа, к тем же, у кого телефона не было, она отправила посыльного. Но, как оказалось, ни к кому из них в тот роковой вечер г-н Коямада не заходил. Пробыв у приятеля до двенадцати часов, он пешком же отправился домой. Разумеется, Сидзуко звонила и мне, но в это время меня не было дома, и о происшедшем я узнал только вечером.
Когда г-н Коямада не появился у себя в конторе к началу рабочего дня, служащие принялись разыскивать его, однако и эти поиски ни к чему не привели. Только в полдень Сидзуко позвонили из полиции и сообщили о весьма странной смерти ее мужа.
Если пройти немного к северу от трамвайной остановки у Каминаримон, что неподалеку от моста Адзумабаси, и затем спуститься к плотине, можно сразу увидеть пристань, к которой причаливает пассажирский катер, курсирующий между Адзумабаси и Сэндзюобаси. Это своеобразная достопримечательность реки Сумидагава времен пассажирских пароходов. Я сам довольно редко пользуюсь этим видом транспорта, но, когда мне нужно попасть в Гэммон или Сирахигэ, я, как правило, добираюсь туда на таком вот катере. Эта старинная, провинциальная атмосфера бывает мне по душе, и время от времени я люблю в нее погружаться.
Пристань, о которой я говорю, представляет собой нечто похожее на плот, спущенный на воду. Здесь, на этом слегка раскачивающемся плоту, находятся и скамейки для пассажиров и туалет.
Двадцатого марта хозяйка небольшого магазинчика в Асакуса отправилась по делам в Сэндзю и около восьми часов утра была уже на пристани. Она зашла в туалет, но, не успев закрыть за собой дверь, тут же с криком выскочила оттуда. На вопрос подбежавшего к ней старика контролера она ответила, что в туалете, под отверстием в сиденье, в воде, она увидела обращенное вверх мужское лицо. Как объяснил мне позднее контролер, он поначалу решил, что это проделка лодочника или еще кого-нибудь (мало ли в наше время людей с извращенными сексуальными наклонностями), но, войдя в туалет, он и в самом деле увидел в воде на расстоянии около тридцати сантиметров от отверстия мужскую голову: покачиваясь на волнах, голова то скрывалась наполовину в воде, то снова всплывала, словно заводная игрушка, и потому зрелище само по себе не казалось страшным.
Поняв, что в воде плавает труп, старик стал громко звать на помощь собравшихся на пристани молодых парней. Ни его зов откликнулся дюжий детина-рыботорговец, который вместе с другими парнями попытался вытащить труп. Но в туалете сделать это оказалось невозможным, поэтому они с помощью багра зацепили труп снаружи и подтянули его к берегу. Одежды на трупе не было, если не считать трусов. На вид покойнику можно было дать лет сорок, и думать, что такому солидному мужчине вдруг ни с того ни с сего вздумалось искупаться в столь неподходящее время года, было сущей нелепицей. При более тщательном осмотре трупа обнаружилось, что спина пострадавшего исполосована ножом или каким-то другим острым предметом. По всему было видно, что это не просто утопленник.
От высказанной кем-то такой догадки толпа заволновалась, а когда труп стали наконец вытаскивать из воды, выявилась еще одна странная деталь: как только покойника схватили за волосы, они в тот же миг, прямо на глазах у полицейского, только что прибежавшего на место происшествия, легко отделились от черепа. Все в ужасе отпрянули, но, когда первый страх прошел, ребятам показалось странным, что у покойника, пробывшего в воде сравнительно недолго, волосы отделяются с такой легкостью. Как выяснилось, у них в руках был обыкновенный парик, голова же покойного была просто лысой.
Найденный в реке мужчина был г-н Коямада. Таков был трагический конец президента известной торговой фирмы.
Выходило, что преступник снял с убитого одежду, а затем, надев на его лысую голову парик, сбросил тело в воду около моста. Хотя труп был найден в воде, смерть тем не менее наступила, видимо, раньше, в результате ран, нанесенных каким-то острым предметом в области левого легкого. Помимо этих тяжелых ран, на спине покойного было обнаружено еще несколько неглубоких порезов. По-видимому, преступнику не сразу удалось лишить свою жертву жизни.
Согласно заключению полицейского врача, г-н Коямада был убит примерно в час ночи. Поскольку труп был голый и никаких документов при нем обнаружено не было, сразу установить личность убитого оказалось невозможным, и полиция долгое время пребывала в полном неведении. Наконец около полудня нашелся человек, который опознал труп, и из полиции сразу же позвонили Сидзуко домой.
Когда вечером я приехал к Сидзуко, дом был полон родственников, сослуживцев и друзей г-на Коямады. Сидзуко сказала мне, что она только что вернулась из полицейского управления. Она сидела подавленная и молчаливая в окружении родных и служащих фирмы, явившихся выразить ей соболезнование.
Труп г-на Коямады все еще находился в полиции на тот случай, если понадобится произвести вскрытие, однако на застланном белым полотном возвышении домашнего алтаря уже стояла деревянная табличка с посмертным именем покойного, как это принято у исповедующих буддизм. Тут же стояли цветы и курились благовония.
По просьбе Сидзуко и сослуживцев покойного я рассказал все, что мне было известно об обстоятельствах, при которых был найден труп г-на Коямады. Все это время меня мучил стыд и раскаяние, ведь накануне я настойчиво убеждал Сидзуко не обращаться в полицию.
Что касается преступника, я нисколько не сомневался в том, что им был Сюндэй Оэ. Наверняка дело было так: как только г-н Коямада вышел от приятеля, Сюндэй направился за ним следом к мосту и там, на пристани, убил его, а труп сбросил в реку. Если принять во внимание время, когда было совершено преступление, сообщение Хонды о том, что Сюндэй обычно в это время прогуливается в районе Асакуса, а главное — то письмо, в котором он заранее сообщал о своем намерении убить г-на Коямаду, убийцей мог быть только Сюндэй, и никто другой. Никаких оснований сомневаться в этом у меня не было.
Однако почему все-таки г-н Коямада был раздет? Почему на нем оказался этот страшный парик? Если и это было делом рук Сюндэя, то все-таки зачем ему понадобилось разыгрывать весь этот фарс? Это казалось мне необъяснимым.
Улучив момент, я дал понять Сидзуко, что хочу переговорить с ней наедине. Словно ожидая этого, она послушно поднялась и, извинившись перед присутствующими, вышла за мной в соседнюю комнату.
Когда мы остались одни, она чуть слышно окликнула меня и порывисто припала ко мне. Глаза ее под длинными ресницами заблестели и наполнились слезами. Крупные капли одна за другой покатились по ее бледным щекам.
— Не знаю, сможете ли вы меня простить. Все произошло из-за моей беспечности. Я не думал, что он решится на такое. Я виноват, я один во всем виноват…