Я ворвался словно ветер, покровительственно раскрыв объятия, ожидая, что она падет мне на грудь. На мгновение мне пришлось сменить позу, чтобы поправить сползшие на нос очки, а затем я снова распростер руки.
— Иди сюда, — сказал я, — явился твой защитник!
Долорес не слышала, как я вошел, и испуганно вздрогнула от звука голоса. Она стояла ко мне спиной и следила за балконной дверью.
Я подбежал к ней и обнял за плечи. Она попыталась высвободиться, и я почувствовал, как напряглись ее мышцы, потом ощутил удар ногой по колену. И все-таки я ее не выпустил.
— Это я, не бойся! — шепнул я ей на ухо.
Только теперь она повернула голову и узнала меня. Тело ее обмякло, лицо смягчила улыбка, и я привлек ее к себе.
— Помни, — шептал я между поцелуями, — в решающие минуты я всегда с тобой, как герой вестерна.
И тем не менее красотка не успокоилась.
— Туда!.. — сказала она, указывая на балкон. — Он прошел туда…
— Он?
Она кивнула, и в глазах ее вновь появилось испуганное выражение.
— Так я и знал! — сказал я. — Только что был в кабинете и убежал…
Я улыбнулся ей, что должно было ее успокоить. Однако этого не случилось, ибо именно в этот момент появился Дионисий Пиппинс в роли загнанного беглеца. Он влетел из коридора, не видя ничего перед собой.
Он не сразу нас заметил, а даже если бы и заметил, не смог бы остановиться. Налетел на нас с Долорес, сбил с ног, и мы все трое упали на неубранную постель.
Сначала было трудно установить, где чья нога, кому принадлежат руки. Одно было ясно: та, с револьвером принадлежала Диззи.
Я схватил подушку и придавил ею беглеца. Этим я потряс его, ибо он еще, наверное, не понял, с кем или с чем он столкнулся и как очутился на кровати. А когда он пришел в себя, я уже сидел у него на животе, прижимая подушку к верхней части туловища, включая руки и голову.
Долорес на какое-то мгновение исчезла под нами, но скоро выкарабкалась.
— Кто это? — спросила она меня, отбрасывая покрывало, чтобы высвободиться окончательно.
Пиппинс стал задыхаться.
Я приподнял подушку, освободив ему часть лица, ухо, лоб, глаз и заостренный нос.
— Ой! — взвизгнула Долорес и спрятала лицо под покрывало.
— Это тот, в шелковом чулке, не так ли?
Она не вылезала из своего убежища, трепеща от страха.
Глаз Дионисия дико озирался, скользя по убранству спальни, носом он шумно вдыхал воздух.
— Добрый день, Диззи! — поздоровался я. — Вот мы и опять свиделись! Правда?
Он попытался что-то сказать, ему мешала подушка, закрывавшая рот. Ноги начали освободительную борьбу, и я пресек ее в самом зародыше.
— Будь умницей, Диззи, иначе… Сержант Клей поблизости, а ты его знаешь…
Ободренная спокойствием моего голоса, который наверняка вселил в нее уверенность, Долорес снова появилась из-под покрывала. Приподнялась и поглядела на моего пленника.
Такого я от него не ожидал. Увидев красотку, которую я только что держал в объятиях, он оторопел, глаза его вылезли из орбит, он попытался что-то произнести и, когда это ему не удалось, дернулся и высвободил лицо из-под подушки.
— Дорис! — вскрикнул Диззи.
— Долорес! — поправил я.
— Дорис, это ты?
— Долорес!
— Дорис, неужели ты жива? А перстень?
Эта деталь смутила меня. Имена можно спутать, упоминание же главного объекта, которого Дионисий Пиппинс жаждал всем своим существом, обнажало гайку, так упорно скрываемую и от меня и от мировой общественности.
Я обернулся и увидел вытянутое лицо красотки, ее мечущийся с перепугу взгляд.
— Дорис? — спросил я ее.
Она молча подтвердила.
Дионисий Пиппинс опять начал вырываться, и я вынужден был использовать всю свою силу, чтобы утихомирить его. И тут снаружи, оттуда, с балкона, опоясывавшего дом, послышался шум.
Я нахмурился. Свидетели мне были ни к чему. Особенно сержант Клей. И, естественно, Кэт, хотя она, пусть без особого энтузиазма, и присутствовала во время представления с участием красотки в платье для коктейля.
Я недолго колебался. Сунул голову Пиппинса под подушку, накинул покрывало на его ноги. Долорес, или Дорис, помогла мне, и беглец исчез словно по мановению волшебной палочки. Торчали только мокрые ботинки, но и их я скоренько сунул под шелковое покрывало, не задумываясь о том, что скажет синьора Росси, увидев следы от грязной обуви.