Ей хотелось высказать ему все, что накопилось у нее против него и Татьяны Михайловны, излить всю горечь, нахлынувшую вдруг. Но тогда раскроется семейная тайна. А о ней знает только она сама да Григорий. Ему же, Николаю, совсем ничего не надо знать. Взяв себя в руки, Марина подошла к окошку, резко, осуждающе сказала:
— У меня семья. Поздно теперь выяснять наши отношения. Ты через год станешь инженером и не только сам должен знать, но и своих подчиненных будешь учить, что и когда им дозволено и недопустимо.
— Я прекрасно тебя понимаю, — закипятился он. — Не хочу я вмешиваться в вашу жизнь, тем более у вас ребенок. Но мне не хочется примириться с мыслью, что я в тебе ошибся. Ведь я ни с кем после не дружил, ну просто никто меня совсем не интересовал.
— Это не имеет теперь значения, — обрезала она его. — Была — не ценил, а потерял — скорбишь? — И снова отошла от окошка.
— Ну, как знаешь, — расстроенно произнес Николай и вышел.
От громко хлопнувшей двери она вздрогнула, ноги у нее ослабли, и она присела на стул.
На крыльце большого с каменным фундаментом дома сидел Николай и читал книгу. У его ног, высунув красный язык, лежал гладкий пес. Мать звала сына обедать, но он не мог оторваться от книги. Только дочитав главу, он закрыл книгу, встал.
По дороге шла с сыном Марина. Навстречу ей частила мелкими шажками Люба Шикова, работавшая на птицеферме вместе с Ниной. Еще издали она приветливо замахала подружке рукой. Подойдя близко, схватила Игорька, стала целовать его в щеку, потом защебетала:
— Богатырь-то твой растет не по дням, а по часам. Как живешь? Достал тебе Григорий югославскую кофту?
«Богатырь» тем временем отпихивался ручонками от назойливой тети, вытирал ладошкой зацелованную щеку, вырывался на землю. Он все-таки был мужчина и не любил трогательных встреч, слез и поцелуев. Едва почувствовав под ногами землю, пустился наутек. Эти тети затискают, заласкают. У колодца он остановился.
— Иди домой! — крикнула ему Марина.
Бабка Мирониха медленно крутила рукоятку. Достав ведро воды, отцепила дужку, проворчала:
— Чего зыришь? Иди-ка отсюда подальше, — и, сгорбившись, пошла к дому, не оглядываясь.
Игорек подбежал к колодцу, перегнулся через деревянные полусгнившие бревна, начал ловить рукой повисшую, чуть-чуть покачивавшуюся над срубом мокрую цепь. Но ручонка не доставала до нее. Тогда Игорек, ерзая на животе, стал к ней подтягиваться.
А тем временем подружки вошли в азарт, перебивая друг друга, спешили выпалить на ходу все новости:
— Как у тебя с Васькой Поповым? Не сделал он тебе предложение?
— Разве его проженишь!.. А ты знаешь, какие я себе лодочки отхватила? Заглядишься. Зайди как-нибудь, — и стала прощаться.
У Николая мурашки по спине поползли: крикнуть малышу нельзя — испугаешь, сразу упадет, а мать далеко. Он бросился к колодцу с единственной мыслью в голове: «Успеть бы».
Игорек уже сползал вниз головой в страшную пропасть, на дне которой тусклым стеклышком поблескивала вода, когда Николай схватил его за ноги.
С помертвевшим от испуга лицом подбежала Марина. Выхватила у Николая Игорька и, будто ему продолжала угрожать опасность, крепко прижала его к груди. Ребенок таращил испуганные глазенки то на мать, то на дядю, не понимая, что произошло.
У Николая гулко стучало сердце. Со злой иронией он сказал Марине:
— Не умеете растить — нечего и рожать.
Она метнула на него обидчивый взгляд:
— Ты себе это скажи!
Но он не понял ее, махнул рукой: дескать, что от тебя, кроме строптивости, можно ожидать.
— Всякая мать спасибо сказала бы, а она еще бранится.
— Ты сам его отец, — в запальчивости резанула она и быстро пошла по дороге с ребенком на руках.
Николай хотел переспросить, но пронзенный вдруг догадкой, остолбенел, широко раскрыв глаза.
— А ну-ка посторонись! — крикнули ему с дороги.
И только когда почти наехала на него подвода с громыхавшими пустыми железными бочками, он сошел с пыльной колеи и, будто старик, тяжело передвигая ноги, побрел к своему дому. «Вот отчего она вышла замуж, — преследовала его одна и та же мысль. — Она не хотела быть одинокой матерью…»
В саду он лег на раскладушку, закрыл глаза.
— Коленька! — кричала с крыльца мать. — Ты что же не идешь обедать?
Он не отозвался. «Отчего так случилось?» — думал он и не мог найти ответа на этот вопрос.
Татьяна Михайловна пришла в сад.
— Обед остывает. Поднимайся. Пойдешь вечером на рыбалку?
— Мама, я тебе хочу сказать одну тайну. Ты только не расстраивайся. Давай с тобой обсудим, что мне делать.