Разумеется, многим из нас свойственно ошибаться – например, возле магазинной кассы при расчёте за уложенные в корзину продукты или при внесении удобрений на собственной даче, или, наконец, при занятии с сыном-внуком правилами склонения числительных. Но как причины, так и следствия этих ошибок носят сугубо личностный, так сказать, локальный характер: сам по нерадивости своей ошибся – сам и получи! Но тут – совсем другое дело! Ибо если «самый умный» министр русского правительства по имени Антон невольно ассоциируется с киношным образчиком русской необразованности Антуаном, то невольно начинаешь присматриваться и к главам иных российских министерств, ведомств, а также к спикерам, депутатам, членам Совета Федерации и прочим господам из многоликого президентского окружения, включая лёгкого на партийно – патриотические пассажи премьера – типа «Денег нет, но вы держитесь!».
Один действительно очень умный русский человек сказал на века: «Язык – одежда всех фактов». И никто из «великих» за сто лет с ним даже не пытался спорить: ни Ленин, ни Сталин, ни Хрущёв с Брежневым, ни Горбачёв с Ельциным. И лишь в двадцать первом веке у нас, похоже, исподволь назрела реформа не столько наших дел (фактов), сколько того, что нам наши «великие» говорят, и как сие, вылетевшее в мир из их благословенных уст (язык), надлежит воспринимать. О президенте Путине много не скажу, но, изучив за короткое время десятка полтора аналитических статей о «реализации» его указов и обещаний, должен заметить, что дошедшая до нас от петровской поры логическая пара «слово и дело» отдыхает. И ладно, что из декларированного первым лицом сделано немногое. Смущает другое: сделано как раз то, чего президент указывал не делать категорически! Вот вам и один из основополагающих постулатов текущей в туне языковой реформы: если сказали «белое», то следует разуметь «серое», а если настаивают на «красном», то следует ориентироваться на «голубой» или какой-либо ещё нетрадиционный подход. Вне всякого сомнения, логическим венцом этих речевых опытов стало президентское обещание всем нам достойной смерти и Рая небесного, а потенциальным врагам России, к коим нынче, обобщённо говоря, относится большая часть цивилизации, – участи падшей скотины. Остаётся либо крепить свой дух горбачёвскими «альтернативы нет» и «процесс уже пошёл», либо успокаиваться рассуждениями президентских пресс-секретаря и помощников о метафоричности и иносказательности наиболее удачных высказываний первого лица страны. То есть буквально: если президент говорит о гиперзвуке, который нынче есть только у России, то жди падения с небес признанного стопроцентно надёжным ещё пятьдесят лет назад «Союза». Если президент берёт на себя ответственность за предложенную правительством и проголосованную Госдумой пенсионную реформу, то, стало быть, она стопроцентно сыра, ибо сработана преимущественно на европейском и московском «опыте», основанном на постоянном росте продолжительности жизни. Об этом в центральной России даже «заводиться» нелепо. Во-первых, согласно статистике, у нас в Костроме половина мужчин вообще не доживает до шестидесяти, таким образом, всю свою жизнь отчисляя часть заработанных при жизни денег на пенсии не себе родному, а «тому парню». Поэтому официальные ссылки на нехватку текущих перечислений в пенсионный фонд не выдерживают никакой критики. А во-вторых, достаточно пойти на любое свежее кладбище, где на каждом шагу станут попадаться тебе типовые могилки русских мужиков, которым на момент опускания их на земное дно исполнилось от шестидесяти до шестидесяти пяти. Семьдесят пять – восемьдесят лет – редкое исключение. Поэтому продление пенсионного возраста для российских мужчин до шестидесяти пяти лет, по сути, является фактом лишения их пенсии как таковой. И никакой язык, даже путинский, не в силах убедить в обратном. А отсюда очевидно как ошибки с числительными, так и суетливая реформенная спешка, как будто нельзя процесс повышения этого пенсионного возраста растянуть лет этак на пятнадцать – двадцать, сделав его тем самым практически незаметным.