- А он увидит?
- Надеюсь. Территория тут небольшая. Увидев тебя, сторож, по идее, начнет тебя гнать. Попробуй с ним поговорить, и главное, дай понять, что ты ночуешь на базе уже вторую ночь.
- Алиби?
- Оно самое. Скажешь - за забором надежнее, поэтому и спишь здесь. Вообще, поплачься в жилетку - молодой художник, приехал на этюды, и так далее. Выгнать он тебя все равно выгонит, но запомнит. Ну, а потом иди на дачу. И жди моего приезда.
- А если не выгонит?
- Вряд ли. Думаю, выгонит. Тогда попроси пустить тебя на базу днем. Скажи - хочешь порисовать лодки, удильщиков. Если откажет, все равно приди завтра к базе и поторчи у него на глазах с этюдником. Неплохо то же самое сделать и послезавтра, для полной гарантии.
- Понял.
- И не забудь про кепку. Не снимай ее на ночь. Хорошо?
- Хорошо.
- Ну тогда поехали. Там, у забора, желательно не говорить, объясняемся жестами.
По-прежнему не зажигая огней, Сашка тронул машину. Девятка поползла вдоль стены камышей. Метров через двести начался забор. Машина остановилась у дальнего его края. Вышли, молча достали из багажника надувной матрас. Так же молча его накачали. Через забор я перелез довольно легко, с помощью Сашки. Спрыгнул на мягкую землю, и тут же с другого конца базы раздался собачий лай. Я застыл, повернувшись в ту сторону.
Сашка тихо сказал:
- Сейчас она замолчит...
Точно. Тявкнув еще пару раз, собака замолчала. Я принял через забор надувной матрас, затем набитый вещами рюкзак и сумку.
Хлопнула дверь, заработал мотор, машина уехала.
Усевшись на матрас, я развязал рюкзак. Пошарив внутри, быстро нашел термос, пакет с бутербродами. Мысленно поблагодарив Сашку, отпил прямо из горлышка горячего сладкого чая, уничтожил несколько бутербродов. Теперь самое главное: обмазаться детским кремом. Достал из кармана тюбик, долго втирал крем в лицо и руки.
Уже вытянувшись под пледами на матрасе, предался самым приятным теперь для себя размышлениям. Действие мази должно пройти к утру... Если оно пройдет... Что же будет, если оно пройдет? Что же будет? Алена... Наверное, это будет то, что принято называть счастьем... Именно счастьем... Скоро ее увижу... Единственное, о чем я сейчас мечтаю, - чтобы скорей прошло действие мази... А остальное все так хорошо... С этой мыслью я заснул.
Проснулся я, когда сверху вовсю светило солнце. Посмотрел на часы - уже одиннадцать. Крепко же я спал! Не разбудили ни палящее солнце, ни доносящиеся громкие голоса. Прислушался: звякнула цепь, заскрипели уключины. Кто-то сел в лодку. Осторожно потрогал щеки - как будто гладкие. Лоб, подбородок, шея - тоже. Только отросла щетина и с лица осыпается какая-то шелуха. Неужели все прошло? Жаль, нет зеркала, посмотреть. Потрогал голову. Кепка. Джинсовая... Снял было ее, но тут же вспомнил - снимать нельзя. Натянул снова. И, откинув прогретые солнцем пледы, сел на матрасе.
Минут десять сидел, подставив лицо солнцу. Утро прекрасное, и главное, никуда не нужно спешить. Из блаженного состояния вывел голод. Я натянул кроссовки, встал, сделал зарядку, позавтракал. Потом поставил этюдник, закрепил на нем лист ватмана, достал из рюкзака кисти, краски, набор фломастеров, карандаши. Что рисовать? Ладно, какая разница...
Довольно долго я добросовестно штриховал карандашом бумагу, буквально вымучивая каждую нанесенную на ватман черточку, но потом ушел в себя и заработал по-настоящему. От эскиза меня оторвали лишь необычные звуки. Вдруг понял: рядом стоит собака. Посмотрел. Вот она. Та самая, большая, мохнатая, с загнутым вверх хвостом. Стоит рядом, громко дыша. Поглядывает то на меня, то на эскиз.
Собак я не боюсь, к тому же Сашка предупредил, что отдыхающих этот пес не трогает, поэтому сказал: "Ух ты, псина... Привет", - и продолжил работу. Но почти тут же из кустов вышел невысокий крепкий старик, судя по всему, сторож. На старике была бейсбольная шапочка, когда-то красная, сейчас же выгоревшая почти добела, линялая майка-безрукавка и ношеные-переношеные джинсы.
- Доброе утро, - сказал старик.
- Доброе утро.
- Я здешний сторож, зовут меня Николай Иванович. А вы наш? Что-то я вас не припомню.
- Нет. - Я отложил карандаш.
- Понятно. А откуда вы?
- Ниоткуда. Я сам по себе.
Присев на корточки, Николай Иванович цокнул, подзывая собаку. Взял подошедшего пса за загривок.
- Значит, сами по себе. А как вы сюда попали? - Скомандовал: - Дик, место! - и пес исчез.
Сторож склонил голову набок:
- Парень, изложи, откуда ты здесь возник?
- Извините, но пришлось перелезть через забор.
Сторож подошел к этюднику, посмотрел на эскиз. Повернулся:
- Что, серьезно?
- Серьезно. Приехал порисовать. Вторую ночь здесь ночую. У вас.
Сторож перевел взгляд на матрас, примятую вокруг траву.
- Силен. "У вас". Что, места вокруг мало?
- Видите ли, тут как-то спокойней. За забором. И потом я давно уже облюбовал вашу базу.
- Это почему же?
- Колорит. Лодки, причал. Рыбаки. - Полез в карман, достал десятку: Вот, возьмите.
Сторож посмотрел на десятку, на меня. Почесал в затылке, не спеша поправил шапочку:
- Д-да. Вот что, парень, десятку свою спрячь. Пригодится. Ты вообще знаешь, где находишься?
- Знаю. База "Рыболов Сенежья".
- Что, живешь рядом?
- Да нет. Просто часто приезжаю.
- Приезжаешь и приезжай. Но отсюда уходи. У меня тут сейчас начальство. От него десяткой не отделаешься. Понял, парень? Забирай причиндалы и сваливай. Без обиды. Хорошо?
- Хорошо. Но все же возьмите! Я хочу еще прийти порисовать. А?
- Да спрячь ты свою десятку. Осенью, когда никого нет, - пожалуйста. А сейчас давай. Через двадцать минут приду, проверю - чтоб тебя уже не было. Заведующий у меня в отпуске, я один. Так что давай. Не до тебя сейчас. Все, сматывайся. - Повернувшись, Николай Иванович исчез в кустах.
Выпустив из матраса воздух, я сложил вещи в рюкзак и сумку. Вышел из ворот базы и двинулся к Сашкиной даче. Пройдя минут двадцать по лесу, увидел за деревьями знакомый высокий забор. Над забором торчала скошенная в одну сторону черепичная крыша, был виден солярий, часть мансарды. До боли знакомая Сашкина дача.
Открыв ключом калитку, я по выложенной из плит дорожке подошел к полутораэтажному коттеджу.