Бу-буххх!
Это уже не сердце, это прилетела мина. За ней еще и еще. Земля затряслась.
«Вот оно!» — Сердце приятно дрогнуло, а потом стало работать медленно и отчетливо. Как метроном.
Волнение исчезло.
Теперь Опарин предвкушал.
Он вновь почувствовал себя молодым курсантом, выходящим на борцовский ковер.
Только на этот раз борьба шла по настоящим правилам: до первой смерти…
В прицеле появились фигурки бегущих врагов. Опарин задержал дыхание. «Выстрел должен быть неожиданным», — вспомнил он слова инструктора по стрельбе. Из памяти вынырнули картинки с курсантского полевого учебного центра: высокая трава, куски дерна на позициях для стрельбы, мишени с человеческими фигурами вдали. Надо брать под обрез…
Опарин представил себя юным курсантом, выполняющим на стрельбище упражнение № 8 для АК-74. Сколько там надо сбить на пятерку?
«Тук-тук-тук», — застрочил его автомат.
Фигурки бегущих мишеней-головастиков падают.
В прицеле появляется квадрат. Опарин вспомнил рисунки из наставления по огневой подготовке: «Гранатометчик». И срезал очередью гранатометчика, стоявшего на одном колене и стрелявшего по заставе.
Вдруг картинки-мишени разом исчезли: на особиста бежал моджахед с перекошенным от злобы лицом. Он был уже метрах в двух от позиции Сергея. «Как он добежал? Как я его просмотрел?» — подумал майор-контрразведчик и нажал на спусковой крючок.
Автомат заклинило.
Опарин попытался схватить гранату, но неловким движением опрокинул цинк от себя. «Черт!» Тянуться за гранатами было поздно. Моджахед уже возвышался над ним. В лице врага пылала ненависть.
«Ни за что не приму смерть на коленях» — эта мысль словно ударила в голову Опарину. Он встал и выпрямился.
«Я — мужик, — сказал его горящий взгляд врагу. — Убей меня, если сможешь, глаза в глаза. Как настоящий воин. Но торопись. У тебя всего секунда. Потому что потом я убью тебя!»
Взор на взор.
Целый миг они стояли и смотрели друг на друга, словно пытались взглядами сломать тот стержень, что торчал внутри противника.
Наконец моджахед нажал на спусковой крючок.
Осечка!
В следующее мгновение Опарин выхватил кинжал и всадил бандиту в живот. Затем медленно пропорол снизу вверх, провернул клинок и вытащил. Кишки боевика полезли из живота.
Враг бросил автомат и схватил уползающие кишки, пытаясь их удержать. Начал судорожно запихивать обратно. Но кровь сочилась сквозь пальцы, а вместе с ней по рукам расползался непереваренный тутовник, жижа из лепешек и другие остатки еды.
Моджахед поднял глаза. В них появился детский страх. Только сейчас стало видно, что глаза эти — чистые и голубые, как небо.
«Это же пацан!» — мысленно воскликнул Опарин. Действительно, злобные морщины разгладились, а выражение лица стало жалким. Теперь было видно, что боевику лет пятнадцать от силы. У него навернулись слезы. И вдруг — будто белая голубка из глаз полетела вверх. А тело осело на землю.
У Опарина в душе все перевернулось…
Впрочем, пуля, просвистевшая над ухом, тут же вернула его в реальность. Особист упал на землю и стрелял по нападавшим, прикрываясь телом убитого, как мешком с песком.
Он уже ни о чем не думал и ничего не представлял. Просто стрелял и убивал.
…Белая голубка нагнала его позже. Когда бой закончился и Опарин спустился в подвал. Голубые глаза убитого юноши вдруг полоснули его по сердцу. Белая прозрачная голубка витала над головой, и от этого становилось гадко и противно. Стальной стержень внутри майора согнулся в бараний рог. Сергей упал и схватился за живот…
— Что с вами, товарищ майор, вам плохо? — Кто-то из солдат осторожно тряс его за плечо. — Вы не ранены?
Сергей не имел права показать слабость перед рядовыми. Но выпрямиться, как в бою, не получалось: чистые голубые глаза рвали его душу на части.
Но это было еще не все.
Его, конечно, отпустило. Голубка, сделав прощальный круг, упорхнула. Опарин перевел дыхание. Но это была лишь пауза.
Как обухом по голове его оглушил запоздалый страх: «Меня же могло убить!» Особиста затрясло в конвульсиях.
Опять, как наяву, пред ним предстал боевик с наведенным автоматом. Теперь он не был похож на небесного юношу, это был враг со злобным лицом. Дуло автомата уперлось в живот Опарина. Не будь осечки — и все. Кирдык!
Мышцы свела судорога. Холодный ужас поднялся из глубин сознания. Повеяло могильной тоской…
Дуло автомата! Оно же могло оборвать все, что он знал и видел. А что, если б не было осечки? Сергей уже не мог сдержать дрожь, он трясся, будто у него действительно была агония…