— Сколько она тебе дала?
— Пятьдесят долларов.
— Откуда они взялись?
— Не знаю. Наверное, Учитель дал. Перед тем как уехать из Тауэра.
— А почему все оттуда уехали?
— Думаю, потому, что заболела сестра Благодеяние.
— Она не заболела, — поправил Куинн. — Ее отравили. Вскоре после того, как мы привезли ее в больницу, она умерла.
Карма прижала к губам сжатый кулак. Слезы хлынули из ее глаз, смыли с ресниц краску и потекли по щекам черными потоками.
— Не может быть… — прошептала девочка. — Она правда умерла?
— Да.
— В тот, последний день она мне обещала, что поможет выбраться из Тауэра и уехать к тете. Что ж, она это сделала. Она сдержала свое обещание, верно?
— Да, Карма.
Девочка наклонилась и вытерла щеки подолом платья. Больше слез не было. Сестра Благодеяние была ее другом, но она принадлежала к той жизни, которую Карма предпочитала забыть.
— Что случилось с остальными, кто ехал с тобой в грузовике? — спросил Куинн.
— Не знаю. Я покинула их первой.
— Тебе говорили что-нибудь о том, что ты должна делать после того, как приедешь к тете?
— Нет.
— Никакие планы на будущее не упоминались?
— Нет, ничего такого, что можно было бы назвать планами. Но я думаю, что они собирались вернуться, когда это станет безопасно.
— Вернуться в Тауэр?
— Ну да. Знали бы вы, с каким трудом они его покидали. Когда люди во что-то сильно верят, они просто не могут сразу перестать.
— Когда ты в последний раз видела брата Языка, Карма?
— Когда он помогал вам уложить в машину сестру Благодеяние, чтобы отвезти ее в больницу.
— А в грузовике его с вами разве не было?
— Нет. Он, наверное, поехал с Учителем в фургоне новообращенного. Хотя ручаться не могу, потому что грузовик выехал раньше. Знаете, все было так поспешно, в таком беспорядке — люди бегали, дети плакали, ну, и все такое.
— Брат Свет Вечности в грузовике был?
— Нет.
— А брат Твердое Сердце?
— Тоже нет.
— А само по себе решение уехать было принято внезапно? — поинтересовался Куинн.
— Да.
— Одним Учителем?
— Он же был Учитель, — простодушно пояснила Карма. — Никто больше решений не принимал. Как они могли?
— Теперь подумай хорошенько, Карма. Ты не заметила, — еще у кого-нибудь в грузовике, кроме твоей мамы, деньги были?
— У сестры Слава Вознесения. Она их пересчитывала. Она ведь очень экономная — наверное, хотела быть уверенной, что ее не обсчитали.
— Ты имеешь в виду, что ее не обманули в ее доле?
— Ну да.
— Откуда появились все эти деньги?
— Наверное, Учитель дал — откуда же еще?
— Насколько мне известно, у него не было ни гроша. А мать Пуреса все, что имела, потратила на строительство Тауэра.
— Ну, может, у нее что-нибудь еще оставалось на черный день. Она ведь все время всех разыгрывала, даже Учителя, — Карма слезла с перил и тревожно посмотрела на улицу. — А теперь вам, наверное, лучше уйти, мистер Куинн. Тетя может появиться каждую минуту, а мне надо еще умыться и переодеться. Это ведь платье моей кузины, да еще почти самое лучшее. Настоящий шелк!
— Спасибо за информацию, Карма.
— Не стоит.
— Вот, возьми визитную карточку. Тут мой адрес и телефон. Если еще что-нибудь вспомнишь — позвони мне, хорошо?
Она, не притрагиваясь, быстро взглянула на карточку и тут же отвернулась.
— Я не хочу…
— В таком случае возьми ее просто так, на всякий случай.
— Ладно. Но я вам не позвоню. Не хочу даже думать о Тауэре.
Дверь за ней закрылась.
Куинн вернулся в Сан-Феличе и прямиком направился в контору шерифа. Через десять минут примчался и Лэсситер, страдающий одышкой и донельзя раздраженный.
— Вообще-то предполагалось, что у меня сегодня выходной, — пробурчал он вместо приветствия.
— У меня тоже.
— Ну? Вы нашли ребенка?
— Да.
— И у нее было что рассказать?
— Немного. Она почти ничего не знает. Брат Венец привел грузовик в Бейкерсфилд, Карме велели идти на остановку автобуса и ехать к ее тетке в Лос-Анджелес. Мать дала ей на дорогу пятьдесят долларов. Видимо, деньги раздали всем членам колонии, чтобы помочь им продержаться, пока не придет время вернуться в Тауэр.
— Помнится, вы говорили, что они абсолютно нищие.
— Да.
— Тогда откуда появились эти деньги?
— Карма не знает, а я — тем более.
— Может, какую-то сумму привез Джордж Хейвуд? В качестве, так сказать, вступительного взноса?