Женщина что-то коротко сказала официантке. Та окинула взглядом зал, и в конце концов ее глаза остановились на Куинне. Она тут же, без колебаний, направилась к нему.
— Вы не будете возражать, если я подсажу к вам еще одного человека, мистер? Тут одна леди — она уезжает автобусом в Лос-Анджелес и хочет перед рейсом подкрепиться, а в кафе на автостанции уж больно паршиво кормят.
Куинн мог поклясться, что в «Эль Бокадо» кормят не лучше, однако решил быть вежливым.
— Ничего не имею против, — сказал он официантке и тут же повернулся к женщине в тюрбане: — Садитесь, пожалуйста.
— Большое спасибо.
Она села напротив него — так осторожно, будто боялась, что под ее стулом спрятана бомба, которая может взорваться от любого резкого движения.
— Очень любезно с вашей стороны, сэр.
— Не стоит благодарности.
— Тем не менее, — надменно проговорила она. — В этом городе не так-то просто встретить воспитанного человека. Ни одна леди не может здесь чувствовать себя в безопасности.
— Вам не нравится Чикот?
— Разве он может кому-то понравиться? Он такой неотесанный! Потому я и уезжаю.
Куинну подумалось, что тот же эпитет можно было бы в какой-то степени отнести и к ней самой. Во всяком случае один-два мазка губной помады и более модная шляпка, безусловно, пошли бы ей на пользу. Хотя и без того она была, пожалуй, даже красива — той строгой, слегка анемичной красотой, которая ассоциируется с церковными хорами и любительскими струнными квартетами.
За рыбой с жареным картофелем и капустным салатом она поведала, что зовут ее Вильгельмина де Врие, что по профессии она машинистка, а ее заветное желание — стать личной секретаршей какого-нибудь большого начальника. Куинн также назвал ей свое имя, сообщил, что по профессии он офицер службы безопасности, а предмет его мечтаний — как можно скорее выйти в отставку.
— Офицер службы безопасности… — медленно повторила она. — Вы имеете в виду — полицейский?
— Более или менее.
— Но это же просто восхитительно, верно? Боже мой, вы же, наверное, расследуете здесь какое-нибудь преступление?!
— Давайте будем считать, что у меня просто маленький отпуск.
— Но никто не приезжает в Чикот отдыхать! Из этого города все мечтают уехать при первой возможности. Вот как я.
— Меня давно интересует история Калифорнии, — пояснил Куинн. — Например, откуда пошли названия маленьких городков вроде этого.
— О, но это же так просто, — разочарованно протянула она. — Давно, еще в 1890 году, сюда приехал какой-то человек из Кентукки — у него были нелады со здоровьем, и врачи посоветовали ему сменить климат. Он решил выращивать здесь табак — бескрайние поля самого лучшего в мире табака для самых лучших в мире сигар. Собственно, «чикот» и означает «сигара». Только табак тут не рос, и фермеры вскоре переключились на хлопок. Ну, а потом обнаружили нефть, и на этом история сельского хозяйства в здешних краях закончилась. Однако что это я? Все говорю и говорю, а вы просто сидите, — при улыбке на ее левой щеке обнаружилась симпатичная ямочка. — Откуда вы приехали?
— Из Рино.
— И чем вы там занимаетесь?
— Изучаю историю Калифорнии, — Куинн усмехнулся, сообразив, что его ответ не так уж далек от истины.
— Забавное занятие для полицейского, вы не находите?
— Каждому свое, как говорят, написано над входом в одно очень нехорошее место, куда грешники попадают после смерти.
— Это верно, — пробормотала она. — И особенно верно здесь. Впрочем, думаю, как и в том нехорошем месте…
Хотя на лице ее не дрогнул ни один мускул, у Куинна возникло ощущение, что над ним насмехаются. Он подумал, что, если мисс Вильгельмина де Врие действительно поет в церковном хоре или играет в струнном квартете, то можно держать пари: время от времени она извлекает несколько фальшивых нот, специально для того, чтобы слушатели почувствовали себя, как в аду.