— Очевидно, вы заблудились, джентльмены? — холодно осведомилась она. — Эта церковь является частной собственностью.
Трое суровых, грубоватых мужчин, от которых так и веяло бедой, уставились на нее с таким видом, словно ожидали увидеть кого-то другого. Самый смуглый из них поинтересовался:
— Вы, что ли, герцогиня Эштон?
— Она самая, Флэннери, я видел ее издалека, — сказал его коренастый спутник.
Из придела Богоматери донесся слабый стон. Повысив голос, чтобы они ничего не услышали, Сара ответила:
— Кто я такая, вас совершенно не касается. Но я — у себя дома, а вот вам здесь явно не место. — Высокомерно приподняв брови, она пожелала узнать: — Кто вы и что здесь делаете? Помимо того что вторглись в чужие владения, разумеется.
Обладатель грубого голоса заявил:
— Нам говорили, что герцогиня беременна.
— Дети имеют свойство рождаться, — ледяным тоном отозвалась Сара. — Мой дорогой сын уже появился на свет.
Смуглолицый хрипло рассмеялся.
— Выходит, ее высокородная светлость раздвинула ножки перед герцогом еще до свадьбы! А еще корчит из себя великосветскую леди.
— Вы забываетесь, — проговорила Сара таким тоном, что насмешник непроизвольно отступил на шаг. — Прошу вас немедленно удалиться.
— Где ребенок? — поинтересовался обладатель хриплого голоса и цепкого взгляда. — Я бы хотел пожелать маленькому джентльмену удачи. Разве вы не взяли его с собой подышать свежим воздухом?
— Разумеется нет. Он остался с кормилицей. — Тон ее голоса безошибочно давал понять, что только немытые крестьяне кормят собственных детей грудью.
Один из мужчин выругался:
— Будь оно все проклято, Флэннери! Мы опоздали.
— Значит, придется удовлетвориться ею одной. — Флэннери, прищурившись, уставился на Сару. — Идемте, ваша милость. Мы приглашаем вас на прогулку.
На лице девушки не дрогнул ни один мускул, когда она холодно ответила:
— Ко мне следует обращаться «ваша светлость», и у меня нет ни малейшего желания куда-либо ехать с вами. Предлагаю вам самим как можно скорее удалиться. Я отправила своего грума за супругом и нашими гостями с приглашением присоединиться ко мне за импровизированным завтраком. Среди них есть и военные. С вашей стороны было бы крайне неблагоразумно бросать им вызов.
— Полагаю, вы правы, — с некоторым сожалением ответил Флэннери. — Но к тому времени, как они прибудут сюда, мы будем уже далеко. Нам придется оставить коляску и лошадей, чтобы они потеряли время, обыскивая окрестности. — Он шагнул к Саре, намереваясь схватить ее за руку. — Шевелите своей очаровательной задницей, ваша вонючая светлость.
— Не смейте прикасаться ко мне! — с такой яростью выкрикнула она, что главарь поспешно отдернул руку.
Обладатель хриплого голоса выругался и извлек длинный, жуткого вида нож.
— В таком случае пошевеливайтесь сами, или я понесу вас! По частям, если вы этого хотите!
Испуганная зловещим блеском клинка, Сара плотнее запахнула на груди накидку, гордо подняла голову и зашагала к двери. Чем скорее она уведет этих скотов подальше от Мэрайи, тем лучше.
А потом… да поможет ей Бог.
Глава третья
Поместье Ральстон-Эбби лежало далеко в стороне от кратчайшего пути из Глазго в Лондон, но Роб Кармайкл решил воспользоваться приглашением Эштона и провести несколько дней в его родовом гнезде. В своей резиденции герцог неизменно вел себя с предупредительной простотой, а если его там не окажется, то слуги в поместье знают, что с Робом следует обращаться как с почетным и уважаемым гостем. Поскольку особого желания развлекаться у Роба не было, он надеялся, что Эштон остался в Лондоне.
Надежда эта разлетелась вдребезги, когда он приблизился ко въезду во двор. Там наблюдалось небольшое столпотворение. Пришпорив коня, чтобы узнать, в чем дело, он вдруг понял, что шум и суета царят вокруг повозки с сеном, которую окружили озабоченные люди, среди которых были и всадники.
Когда Роб подъехал к группе людей поближе, воздух потряс душераздирающий вопль. Кричала женщина, разметавшаяся на полу большой повозки, выстеленной сеном и перинами.
Святой боже, это же герцогиня Эштон! Рядом с нею на коленях стоял супруг и держал ее за руку, которую она, корчась от боли, так крепко сжала в кулачок, что у нее побелели костяшки пальцев. «Да она рожает, — сообразил Роб, — и судя по количеству крови, запятнавшей перины, дела ее плохи».
По другую сторону герцогини стояла на коленях еще одна женщина, тоже беременная. Она что-то говорила роженице спокойным, увещевающим тоном, пока слуги и все остальные суетились вокруг.