— Уже пришел? — кивнул мне вратарь, чуть поморщившись, и тут же прошел дальше в раздевалку, переодеваться в спортивную форму.
Свою я предпочитала надевать в комнате и здесь только переобуваться в специализированную обувь. Этот ракшс меня бесил тем, что ненавидел меня. Его предубеждение не сильно отличалось от большинства из моего окружения, но он демонстрировал это с особой маниакальностью.
— Слушай, за что ты меня так ненавидишь? — сквозь зубы, прошипела я, и парень, успевший снять рубашку, удивленно повернулся ко мне, изломив бровь.
— Ты что-то пискнул?
— Да. Я спросил, почему ты ко мне пренебрежительно относишься, — четко повторила я, и теперь собеседник повернулся ко мне всем корпусом.
— Пренебрежение? А за что я должен тебя ценить? — с ядом выплюнул вопрос вратарь, и я непроизвольно сделала шаг назад. — За то, что попал в команду из-за своей никчемности? И даже не стараешься что-то сделать? Ты хоть осознаешь, насколько опозорил нас вчера перед другими факультетами?
Я расширила глаза от удивления. Признаться, об этом я не подумала. Тогда и, правда, за что меня взяли в команду? Чье законное место я занимаю? На душе стала гадко.
— Но не я же выбрал себя…
— Ты уже виновен в том, что пришел на отборы. Особенный, — недобро хмыкнул парень. — Какой ты особенный? Только особенный в собственной неуклюжести и неповоротливости. Знаешь, почему я прихожу сюда раньше других? Почему так упорно тренируюсь? Потому что аэробординг действительно очень много значит в моей жизни, он спасает меня. Я старался все эти годы, не смотря на полное отсутствие стремления к победе всей команды. А потом приходишь ты, и убиваешь даже крохотную надежду на победу. Так теперь скажи мне, слюнтяй, за что мне тебя ценить?
Я была обезоружена его речью. Открыла рот для ответа я чисто интуитивно, но отвечать ничего не собиралась, поэтому вскоре сомкнула губы. Он разложил передо мной весьма мрачный пасьянс, лишней картой в котором была я.
— Что молчишь? Собираешься уйти из команды?
— Ты это все говорил ради того, чтобы я ушел? — прошептала я, и парень резко отвернулся, сложив руки на груди.
— Уйти или не уйти только твой выбор, но если решишь остаться, то настоятельно советую тебе взять себя в руки и хотя бы постараться изменить свою игру.
— Научи меня, — пересилив себя, попросила я.
Уйти я не могла, значит, придется стараться. Тем более, вчера я действительно опозорилась…
— Я не буду учить того, кто сам не желает этого, — презрительно бросил ракшс, отвернувшись и принявшись снимать брюки, чтобы надеть на себя эластичную синюю форму.
Каждому факультету принадлежал свой цвет: физическому — красный, природному — зеленый, молекулярному — желтый и нам синий.
Просить помощи повторно мне не позволила гордость и непонятная даже мне обида, поэтому я, переобувшись, вылетела из раздевалки, прихватив с собой доску.
Он прав. Я ничего собой не представляю, и своей игрой не только опозорю себя и свой факультет, но и не сдержу обещание, а тогда моя конспирация может полететь к чертям. А выходить замуж за Романова по-прежнему не хотелось все по той же причине: лучше уж быть нелюбящей, чем нелюбимой. Но теперь появился еще один страх: что будет, когда все узнают о моей половой принадлежности, и как к этому отнесутся Джон с Ромой? Вот реакция последнего отчего-то пугало больше других не радужных перспектив.
— У меня получится, — прошептала я, поставив доску и начав с разминки.
Бегать уже было совершенно не затруднительно, а даже привычно, и это не могло не радовать. Главное, не перекачаться и вовремя остановить Рому и Джона, только вот как это сделать? Увлекутся еще, физруки!
На сегодняшней тренировке я выкладывалась по полной программе, стараясь ловить мяч, который все время норовил куда-то ускользнуть. Я с завидным упорством целилась в ворота, но там мячи попадали прямо в руки ракшсу. Мне не хватало скорости, умений, ловкости и балансировки. Но последняя, к моей радости, улучшилась. Зато как улучшить первый показатель я совершенно не представляла.
— Сегодня было уже лучше, — похлопал меня по плечу тренер, снисходительно вздохнув.
Вратарь лишь покачал головой, отвернувшись от меня, а у меня просто не хватило духу уйти с поля. Я осталась там, начав тренировку заново. Мне было наплевать на удивление студентов с моего факультета и тренера, который даже посоветовал мне вернуться в общежитие. Они ушли, а я старалась отладить балансировку до совершенства. Дальше я взяла тренировочный мяч, который с силой ударяла о звуковую стенку, которая отбрасывала мне его обратно под разными углами, а я ловила. Успехи были нулевыми, но я не сдавалась. Когда сил совершенно не осталось, я решила спуститься и передохнуть. Как только я ступила на землю, огни выключились, погружая площадку в полутьму. Усмехнувшись, я побрела в сторону раздевалки, чтобы переодеться и отправиться в общежитие. Было где-то два часа ночи, так что через несколько часов мне пора бодрствовать.
— Подъем! — закричали мне в ухо, и я подскочила с кровати, упав и больно стукнувшись коленками о пол.
Парни заржали, а я, бросив на них испепеляющий взгляд, вновь забралась в кровать. Джон и Рома переглянулись, недоумевая о причинах моего поведения, и теперь пытались отнять у меня одеяло.
— Юран, вставай! Хватит комедию разыгрывать! — воскликнул Джон, отобрав у меня одеяло (с ним было бы бессмысленно играть в перетягивание каната).
— Я не встану, — неразборчиво пробормотала я в подушку, прижимая последнюю к себе.
Рома вздохнул, а в следующую секунду на меня полилась вода, распыленная Романовым, который уже успел сбегать в ванную.
— Фу! — вскочила я, ибо вода была именно изо рта. — Фу, идиот!
Парни вновь заржали, и направились на кухню. Я посмотрела на время, и увидела, что уже было больше шести. С ума сойти! Я даже не услышала динамик! Но почему Рома решил меня пощадить? Об этом я и спросила его, когда мы направились на стадион.
— Я видел, как ты упорно занимался. К тому же, слышал, когда ты пришел. Ты решил усовершенствовать свои навыки? Молодец.
— Конечно, молодец. Хочу стать хорошим соперником, — ухмыльнулась я.
— Ты сначала неплохим союзником стань, — подмигнул Романов, после чего ускорился, и я его уже не видела.
Джон по-прежнему с кем-то здоровался и пожимал руки незнакомым мне людям. Он был очень общительный и имел связи, если можно так сказать.
Я была разбитая и раскисшая, поэтому в комнату я буквально волочила ноги, держась близ стен. Войдя в комнату, я увидела Рому, лежащего на кровати и переводящего дыхание. При этом его взгляд был направлен на наш с ним снимок. Он положил голову мне на плечо, счастливо улыбаясь. Если честно, то эта фотография вызывает умиление и теплоту и у меня, но почему Ромка смотрит на неё с таким блаженством? Сердце боится думать о причинах, ведь оно уже не верит в ответные чувства.
— Опять тоскует! — весело воскликнул Джон, за что Романов наградил его убийственным взглядом, но тот решил просто так не останавливаться, — о, любимая, где же ты, где?
Я стояла в ступоре, никак не могла осмыслить издевки соседа, но от мыслей меня отвлекло незаметное движение жениха, который вмиг оказался рядом с Джоном, опрокинув того на пол. Было видно, что парни просто дурачатся, но выглядело это странно. Один суперсильный, другой сверхбыстрый. И куда делось моё нормальное общество?!
— Сдаюсь! Сдаюсь! — прохрипел Джон, отсмеиваясь, и Рома отошел от него, взяв вещи из шкафа.
— Когда-нибудь тебя за твой язык… — дальше было слово, не вписывающее в литературное творчество.
Уходя в ванную, Романов поднял с кровати подушку и кинул ту в друга, который продолжал смеяться. Я стояла обезоруженная, переводя взгляд с закрывшейся двери ванной комнаты на веселого соседа.
— И что это было? — удивленно пробормотала я, и дальше задала вопрос, затаив дыхание, — он в кого-то влюблен?
— Влюблен в сам факт влюбленности своей, — весело подмигнул Джон, — и с его любовью моей Марте не тягаться. Это болезнь.