Выбрать главу

де Труа (вторая половина XII века) - “Рыцарь телеги, или Ланселот”, “Повесть о Граале или Персе-валь” и другие. В 1210 г. уже в Германии вышел стихотворный роман Вольфрама фон Эшен-баха “Парцифаль”, а в XIII в. первые рыцарские романы появились и в Англии. Наиболее же полным из существующих пересказов легенд о рыцарях короля Артура является роман Тома-са Мэлори “Смерть Артура”, напечатанный в 1485 г.

История о Граале служит лучшим примером того, как с распространением христианства в языческие кельтские предания вплетались новые сюжетные линии - ведь рассказы о Граале

имеют своим источником кельтскую легенду о стране блаженных (Аваллоне). Священный Грааль - это хрустальная чаша, в которую, по преданию, собрал кровь распятого Христа Иосиф Аримафейский. Грааль символизировал высшее нравственное совершенство и приносил вечную молодость и счастье. Хранился он в невидимом замке Монсальват и являлся только самым достойным из отправившихся на его поиски рыцарей. Лишь троим из них было суждено увидеть Грааль. Знаменитый сэр Ланселот Озерный однажды издалека узрел Священную Чашу, но получил повеление свыше удалиться прочь от святых мест - подвиги его были неугодны Богу, т. к. совершал он их не для прославления Господа, а во имя своей Прекрасной дамы - королевы Гвиневры. Увидев Грааль в другой раз, Ланселот на 24 дня потерял сознание. Достойными оказались сын Ланселота Галахед, его племянник сэр Борс и Персиваль (в немецких романах - Парцифаль). Согласно английской версии, хранителем Грааля стал Галахед, после смерти которого Священная Чаша была взята ангелами на небо. В германском романе хранителем Грааля был Парцифаль, которого Вольфрам фон Эшенбах объявил еще и главой ордена темплиеров. Прототипом Персиваля является один из самых популярных героев кельтской мифологии Перидор аб Эфрав, который освободил землю от множества чудовищ. Другим источником повествования о Персивале стала легенда, рассказывающая о детстве другого героя ирландского эпоса - Финна.

Знаменитая французская повесть XII-XIII веков “Тристан и Изольда” также является литературной обработкой валлийского фольклора и ирландских легенд. Большинство исследователей склоняются к мысли, что первоисточником данного произведения послужила ирландская сага “Преследование Диармайда и Грайне”.

А в XVIII в. - вся европейская поэзия попала под обаяние “Оссиана” Макферсона. Являющийся героем многих саг Оссиан (или Ойсин) жил в Ирландии в III в. н. э. В 1760 г. шотландский писатель Дж. Макферсон анонимно издал “Отрывки старинных стихотворений, собранных в горной Шотландии и переведенных с гэльского языка”. Успех сборника воодушевил шотландца, и спустя 5 лет он, уже не скрывая своего имени, опубликовал “Сочинения Оссиана, сына Фингала”, в которых тот воспевал подвиги своего отца - Финна (Фингала) Мак-Кумхайла и его дружинников-фениев (фианов). Эта публикация была подобна взрыву, интерес к кельтской поэзии достиг апогея и нашел отражение в творчестве виднейших представителей литературы всех стран Европы. В России переводами Оссиана увлеклись Жуковский и Карамзин. В XIX-начале XX веков было доказано, что “Сочинения Оссиана”, за исключением нескольких фрагментов, заимствованных из гэльского фольклора, являются стилизацией, принадлежащей перу самого Макферсона. Но произведения, вдохновленные этой литературной мистификацией, остались и вошли в золотой фонд мировой литературы. В 1914 г. российский поэт О. Мандельштам посвятил Макферсону и Оссиану следующие строки своего стихотворения:

“Я не слыхал рассказов Оссиана,

Не пробовал старинного вина -

Зачем же мне мерещится поляна,

Шотландии кровавая луна?

И перекличка ворона и арфы

Мне чудится в зловещей тишине,

И ветром раздуваемые шарфы

Дружинников мелькают при луне!

Я получил блаженное наследство -

Чужих певцов блуждающие сны;

Свое родство и скучное соседство

Мы презирать заведомо вольны.

И не одно сокровище, быть может,

Минуя внуков, к правнукам уйдёт.

И снова скальд чужую песню сложит

И как свою её произнесёт”.

Валерий Рыжов.

“Збися Дивъ…”.

Ларец Клио. № 3. М.,2009 г. стр.1-3.

Уникальность и значение знаменитого “Слова о полку Игореве” в полной мере были оценены еще в XIX веке. Расшифровке и переводам его текста многие годы своей жизни посвятили целые армии отечественных и зарубежных историков и филологов. И, тем не менее, “Слово” до сих пор таит в себе множество загадок. Каждый, кому доводилось читать “Слово о полку Игореве” не в современных обработках, а в оригинале, знает, как легко запутаться в “тёмных” местах поэмы, допускающих противоположные толкования, и как непоследовательно ведётся повествование. Явственно ощущается двуязычность поэмы: “церковнославянские обороты … соседствуют с фразами живого русского языка и с отдельными словами, по-видимому, столь древними, что их смысл угадывается с трудом… Поэтические строки в “Слове” сменяются ритмизированной прозой, та в свою очередь превращается в нагромождение фраз, плохо связанных смыслом” (А. Никитин). Историки до сих пор спорят о том, как следует понимать выражения “век Троянов”, “страны хинова”, “болван Тьмутороканский” и многие другие. Какие “уши” затыкал Владимир Мономах в Чернигове? Почему Див, предрекая несчастье в начале похода и предупреждая половцев об опасности, не ликует в момент поражения русских дружин, а падает на землю? И кто такой этот Див? Воображение читателей традиционно рисует таинственное, обладающее сверхъестественными способностями существо, обитающее “в Земле Незнаемой” и глубоко враждебное вступившим в степь русским дружинам. Не стали исключением и первые поколения исследователей “Слова”. Признав, что “Див” враждебен нашим предкам, они пришли к весьма логичному и разумному решению попробовать найти его следы в языках и диалектах ближайших соседей Киевской Руси. Последуем их примеру. Но вначале вспомним все же, что говорится о “Диве” в тексте “Слова о полку Игореве”. В первый раз Див появляется перед русскими дружинами в момент солнечного затмения: “Нощь, стонущи ему грозою птиц убуди; свистъ звърин въста, збися дивъ - кличет връху древа дивъ, велит послушати Земли незнаемъ, Влъзъ, и Поморию, и Сурожу, и Корсуню, и тебъ, Тьмутороканьскый бълванъ!”. То есть, ночь, грозя ему (Игорю), птиц пробудила, свист звериный поднялся, Див прокричал в безводной степи с вершины дерева, предупреждая о чем-то не только Землю Незнаемую (Половецкую), но и соседние страны. Во второй раз он упоминается в рассказе об итоге трехдневного сражения дружин князя Игоря с половцами. В момент поражения Див рухнул с дерева: “Темно бе в третий день… Уже снесеся хула на хвалу, уже тресну нужда на волю, уже връжся дивъ на землю”. В общем, “черный Див повергнулся на землю” (А.Майков), “грянул Див на землю” (Н.Заболоцкий), “и с вершины дуба угрюмого Див на черную землю бросился” (Н.Гуртгарц) и так далее. Но некоторые переводчики пошли дальше, утверждая, что Див не упал на землю, а накинулся на нее, да к тому же и не один: “Ринулись дивы на землю русскую” (А.Югов).

Итак, обстоятельства появления Дива нам известны. Теперь мы можем приступать к его поискам.

Проще всего отыскать Дива оказалось в южноукраинских диалектах, где это слово означает удода. Удод - совершенно безобидная птица, к тому же абсолютно “нейтральная” - ни в одном источнике нет ни малейших намеков на какие-то особые отношения удодов и половцев. И вообще - очень прозаично все получается и ни капельки не страшно. Рассчитывали найти враждебное сверхъестественное существо, а обнаружили невинную птичку. Поэтому поиски Дива были продолжены. Обратились на север и в литовском языке нашли слово “Дейвис” - идол, ночное чудовище. Уже лучше, не правда ли? А латвийское слово “диевс” означает “бог” - ни больше, ни меньше. Но ведь русские встретили дива не в литовских или латышских лесах и болотах, а в южных степях, - возражали другие исследователи. Да и чего лезть в прибалтийские дебри, если имеются ирано-тюркские “дивы” и “дэвы” - великаны, то есть. Тем более что в знаменитой поэме Низами “Искандер-наме”, написанной вскоре после похода князя Игоря (в 1201 г.), поэт утверждает, что русские в битве с Александром Македонским использовали дива - огромное человекоподобное мыслящее существо. Русские, якобы, ловили и связывали дивов во время их сна на деревьях. В общем, все сходится. Только поверить в это абсолютно невозможно. Поэтому исследователи попытались копнуть еще глубже и, наконец-то, получили весьма обнадеживающие, хотя и достаточно неожиданные результаты. Дело в том, что в древнерусском языке слово “Дивъ, диво” (полная форма - дивый, дивое) означало “украшение”. Помните знаменитое “Слово о погибели Русской Земли”? “О, светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами украшена ты…”. Так вот, в оригинале Русь не украшена (как написано в современных переводах), а удивлена (с ударением на “И”). Таким образом, див, взвившийся на древко, является, скорее всего, украшением боевого знамени, а быть может - и самим русским знаменем, которое Игорь во время затмения приказывает поднять для повышения боевого духа своих дружин: “Въ ста збися дивъ кличет връху древа”. Возможный вариант перевода данного отрывка будет следующим: “В сотни собравшимся, знамя бросает с вершины древка клич”. Каким образом? Оказывается, на славянских знаменах того времени были укреплены колокола, которыми подавали сигнал воинам. Более того, каждое знамя обладало только одному ему присущим “голосом”, на который ориентировались воины. Летописи сообщают, что в 1157 г. Изяслав Киевский, захватив знамя галичан, велел поставить его в своем лагере. Наступала ночь, в темноте галичане пошли на зов знакомых им колоколов, и попали в засаду. Таким образом, демонстративный звон колоколов боевого знамени во время солнечного затмения оповещает (“велит послушати”) Землю Незнаемую: мы никого не боимся, мы не прячемся, мы идем вперед, и пусть об этом все знают. Но обращен он все же не к половцам, а к собственным воинам, смущенным невиданным “знамением”. Второй раз “Див” (неназванный в том отрывке) “кличет”, видимо, во время сражения с половцами: “Что ми шумить, что ми звенить давеча рано пред зорями? Игорь плъки заворачивает” - пишет автор “Слова о полку Игореве”. То есть Игорь пытается вернуть отступившие полки, призывая их знакомыми им звуками своего боевого знамени. Однако силы не равны и “див” “врезается” в землю: подрубленное врагами знамя падает, олицетворяя полное поражение русских дружин - ведь теперь, рассеянные по всему полю, воины не могут собраться к единому центру, и вынуждены отбиваться или пытаться бежать поодиночке.