Слизняк забулькал. Пузырьки рождались у него где-то внутри, примерно посередине прозрачного голубого тельца. Когда этот монстрик подполз ко мне, то вытянул вперёд два маленьких отросточка — ну чисто ребёнок протянул руки, чтобы его подняли.
Обмирая от собственной дурости и смелости, я осторожно подняла слизь. На ощупь она… он? В общем, на ощупь монстрик оказался неожиданно приятным: тёпленьким, совсем не влажным, и, простите меня все форумы в мире, миленьким. Это был первый раз, когда я хотела назвать что-то тактильное таким образом!
Устроив маленькую слизь у себя на руках, я выдохнула и посмотрела на Льюиса. Тот продолжал развлекаться за мой счёт, однако обижаться на чужое веселье у меня больше не получалось: ну в самом же деле, ситуация — глупее не придумаешь!
— Пускай будет Слизя, что ли, — решила я, неловко рассмеявшись.
— Воображение у тебя…
— Какое?
Льюис улыбнулся, и в уголках глаз у него появились крошечные мимические морщинки.
— Замечательное, Олив. Или ты думала, что я скажу что-то другое?
Глава 13. Открытие
Итак, мой новоприобретённый, — и единственный, — ребёнок был маленьким, голубеньким и тёплым, словно внутри у Слизи оказался встроена никогда не остывающая грелка.
Вообще, мы с Анхеллом как-то за все годы супружества даже не говорили про детей. Он, видимо, не хотел наследников, — да и, если подумать, его и дома не было, чтобы как-то взаимодействовать с предполагаемыми потомками, — а я иногда ловила себя на мысли, что банально боюсь беременеть от Сверхчеловека. Что если его дети будут супер-сильными? Не уверена, что переживу не по-человечески мощные удары изнутри.
Поэтому Слизя оказался идеальным ребёнком для меня: ни беременности, ни родов. Практически полная безопасность, если мы забываем про неясную природу монстрика. Плюс, Слизя был очень красивым… кусочком желе.
Он мерцал и переливался разными цветами, когда испытывал какие-то эмоции. Не знаю, почему так выходило и какие химические реакции протекали в маленьком блестящем тельце, но выглядело это интересно. Цветовая палитра, правда, оказалась достаточно убогой: голубой цвет говорил о спокойствии и доброжелательности, розовый с яркими блёстками о любопытстве, серо-чёрный матовый о том, что слизь-переросток чувствует себя плохо или что ему больно. Льюис отдал мне бумаги, где было подробно расписано, что он делал с ожившей слизью и как та на него реагировала.
Проще говоря, Льюис отдал мне лабораторный журнал, оформленный по всем правилам учёного-педанта. Там были указаны дни недели и время проведения экспериментов, какие использовались вещества и оборудование, состояние исследуемого, — моего, получается, почти-ребёнка! — до-во время-после, реакции на раздражители и прочее, прочее, прочее… толщиной этот журнал был с две фаланги моего указательного пальца, что меня серьёзно смутило. Когда мне это всё читать-то?
Льюис на моё удивление ухмыльнулся.
— Ты что, правда думала, что я отдам тебе потенциально опасное и неизученное существо? — спросил он с явно различимым неудовольствием в голосе.
— Ну…
Признаться честно, именно так я и думала. Льюис, конечно, не производил впечатление беспечного балабола, не думающего о последствиях своих действий… да, совсем не производил; теперь, думая об этом и воскрешая в памяти все упоминания Злодея Номер Один, я могла точно сказать: каждое своё движение Льюис обдумывал, а потом учитывал все возможные от него последствия. Настолько, насколько это было реально для его гениального мозга.
Естественно, такой человек не отдаст другому человеку опасное существо! Ну только если этот «другой человек» ещё нужен первому… для чего-то.
Я, вроде как, была нужна. Учитывая всё произошедшее, я предполагала, что Льюис собирается меня использовать как приманку, чтобы заманить в своё злодейское логово, — во имя интернета, этот почти сказочный замок было очень сложно воспринимать таким образом, даже несмотря на Уборщиков и потайные стрёмные ходы, — своего врага и нацедить из Анхелла, наконец, так нужных злодею «биологических материалов». Или «телесных жидкостей», что, на мой взгляд, звучало даже хуже.
В принципе, судя по увиденному мной, для Анхелла это было вполне безопасно и даже в чём-то полезно. Если Сверхчеловек на самом деле является дальним родственником Льюиса и, более того, обладает генами, увеличивающими продолжительность жизни… разве не было бы хорошо, если бы эти двое хотя бы просто поговорили друг с другом? И, в будущем, стали бы поддерживать друг друга… потому что на дистанции для долгожителя, видимо, оказывается очень сложно поддерживать близкие связи.
За ужином я спросила Льюиса, почему же, собственно, он не решил просто поговорить с Анхеллом и по-человечески попросить пару капель крови.
Мужчина нахмурился, — тема ему почему-то оказалась неприятна, — поджал губы и опустил взгляд на свою тарелку. Ужин снова был выше всяких похвал, хотя, видят пиксели, я ни за что бы не стала раздавать комплименты Уборщикам. Несмотря на кажущуюся безопасность, слова Льюиса и Бадди, всё остальное, я продолжала побаиваться этих микророботов. А ведь они ещё и внутри меня были! Вот где ужас-то.
Слизя во время ужина сидел на моей стороне стола, по левую руку, чтобы не мешаться. Перед ним поставили тарелку с каким-то фруктовым пюре, и Слизя просто на свой ужин наполз, запихивая посуду с едой внутрь себя. Не уверена, но, кажется, голубая мелочь реально решил, что тарелку тоже обязательно нужно переварить.
Интересно, получится ли у него.
— Это немного личное, — медленно начал говорить Льюис, так и не поднимая взгляда от своей порции, — и, наверное, я не смогу рассказать тебе всё…
— Хотя бы в общих чертах, — попросила я.
О том, что бывают слишком неудобные для обсуждения темы, я и сама знала. В подростковом возрасте я очень страдала из-за того, что не была ни Нормалем, ни супером — и, естественно, старалась ни с кем не говорить про свои ощущения. Пусть я себя вела более или менее расслабленно, если тема вдруг всплывала в разговорах, это не значило, что я не ощущала себя… неудобно, пожалуй.
Хотя в подростковом возрасте нет просто «неудобно». Вместо него есть моменты, когда ты хочешь провалиться под землю или исчезнуть, стереть себя из Вселенной вместе с памятью о своём существовании и всеми физическими его доказательства. Гормоны серьёзно бьют по голове в сложные для любого человека годы, преувеличивая любую проблему и насыщая голову слишком сильными чувствами.
— В общих чертах — я пытался наладить с ним общение, когда он был моложе, — Льюис принялся резать овощи на тарелке, словно несчастная брокколи была его заклятым врагом. — Неудачно. К тому же, у нас был конфликт на почве… нет, это всё-таки очень личное.
Я отпила какой-то сок и пододвинула к Слизе новую порцию пюре на крошечном блюдечке. У монстрика не было ни рта, ни глаз — ничего антропоморфного, из-за чего было сложно понимать, где у него перед и зад. Возможно, вместе с глазами у Слизи отсутствовала ориентация в теле. Есть он, к примеру, мог любой частью, хоть спереди, хоть слева, хоть сверху или снизу. И маленькие щупальца выращивал с той стороны, где ему было нужно.
Странное создание. Но миленькое. И, надеюсь, я так считаю не из-за того, что Слизя влияет на моё восприятие или копается у меня в голове — по словам Льюиса, желеха это мог.
— Если общение не заладилось с самого начала, то почему ты продолжаешь гоняться за Сверхчеловеком? — спросила я. — Это как минимум нелогично…
— Возможно.
— Мне казалось, что ты человек логики и смысла. Вон, по словам Бадди, даже на еду время раньше не тратил, жил на энергетических смузи и батончиках.
Льюис улыбнулся и наконец посмотрел на меня. Глаза у него — два чёрных колодца, совсем как мои, без разделения на зрачок и радужку. Интересно, можем ли мы с ним быть родственниками… даже если и дальними. Никогда и ни у кого я ещё не видела таких же глаз, как у меня.
— Есть одному — не самое большое удовольствие в мире, Оливия, — тихо сказал он, отчего-то звуча крайне интимно. — Один раз, два, три… ими ещё можно наслаждаться. Но когда ты ешь в одиночестве сотню лет? Нет.