<p>
В долине было совсем не так, как летом. Бина выскочила из машины, подпрыгнула от восторга, прижала кулачки к груди, замерла. Папа с мамой вытаскивали из багажника лыжи и рюкзаки, а она стояла на вершине склона, смотрела в сверкающую снежную необыкновенность.
- Ой мамочка! Ой папочка! Как красиво! Как здорово!
Долина убегала между зубастыми кряжами. Снег на Горах разбрасывал яркие искры. Небо - глубокое, синее - было не холодное, жесткое, а бархатное, ласковое. Солнце разливалось по снегу сияющим морем. Горы стояли спокойные, сонные, и слепили ледяным сверканием. Дышалось так чисто и радостно, так глубоко и сладко, что хотелось визжать и прыгать.
- Еще как здорово, - папа выложил на снег маленькие Бинины лыжи. - Зимой здесь обычно хмуро и пасмурно, ветер, а эта неделя очень погожая.
- И холоднючая! Как у меня нос щиплется!
- Еще как холоднючая, - сказала мама. - Поэтому вести себя нужно по-другому, по-зимнему.
- Совсем не так, как летом, - папа помог надеть лыжи.
- Еще как! Ночью, наверно, тут все замерзает до звезд! А как же звери? У них ведь тепло в норках?
- Конечно, - папа поднялся, закрыл машину. - Они давно научились строить теплые норки.
- И как себя вести когда холодно, - мама поправила Бине шапочку.
- Но мы тоже знаем!
- Конечно. Самое главное - осторожно. Сейчас мы осторожно спустимся, осторожно пойдем, и доберемся вон до того склона.
- Нам туда? Знаю! Но это ужас как далеко! Летом мы шли целых полдня.
- Сейчас будет быстрее, - сказал папа. - Речка замерзла, мы перейдем по льду, и пойдем напрямик.
- А вдруг лед треснет, и мы провалимся? Здорово, да?
- Не треснет. Речка замерзла сильно, лед крепкий. Мы пойдем осторожно, и с нами ничего не случится. А если станет опасно, Горы подскажут.
- Мы с ними дружим, - мама поправила Бине шарфик. - И они подскажут если что-то не так.
- Сначала доходим до той рощицы, - папа надел рюкзак, взялся за палки. - Смотри какая она сейчас белая, пушистая... И там речка, помнишь? Мы ее перейдем, и на том берегу посмотрим как дальше.
Бина еще раз оглядела снежно-синюю блистающую картину, взяла свои палочки. Папа пошел впереди. Она двинулась вслед, за ней мама.
* * *
Вокруг было просто невероятно. Миллионы искристых зайчиков прыгали по сугробам. Звонкий хрустальный воздух сиял солнечным золотом. Солнце плыло в шелковой дымке над блестящими пиками. Все погрузилось в холодный солнечный сон - огромные камни в сверкающих одеялах, одинокие кустики в пушистых перинках, маленькие рощицы под леденелыми покрывалами. Небо отражалось голубоватой прохладой на золотистой сонности Гор. По долине растеклась волшебная тишина, только чуть слышно шуршал по сугробам ветер.
Они спустились и бежали внизу, рассекая слепящее море снежного света. По сторонам полого поднимались склоны, дальше прыгали вверх, в небесах превращались в ледяные скалы, и крошились сверху льдистыми искрами. Искры-зайчики катились по снегу, подскакивали на камнях, ссыпа́лись с уступов, бегали по деревьям. Иногда несколько зайчиков встречались на какой-нибудь ветке, и тогда ветка роняла лохматый клубок - он падал мягко и медленно, в сияющем воздухе, и тихо сверкал.
Наконец спустились туда где летом пришлось поворачивать и искать как переправиться через речку. Тогда долго шли вдоль потока, пока не нашли перекат, где вода, весело булькая, разбегалась между камнями. (Вымокли, правда, в брызгах насквозь, а папа вообще поскользнулся и угодил в воду по пояс, но это было просто ужас как здорово и интересно.)
А сейчас! Речки - быстрой, холодной, чуть мутноватой (какой должна быть вода стаявшая с ледников) - речки не было! Теперь здесь стелился пушистый ковер - голубые искорки-золотинки по снегу, тонкие травинки-палочки по берегам, птичьи лапки-следы на корочке наста. И обжигающе свежий, какой-то хрустящий холодный карамельный запах - не надышаться.
- А где речка? - Бина подпрыгнула, прижала к груди кулачки с лыжными палками. - Тут летом речка была! Я ведь помню! Куда ее дели?
- Речка на месте, - сказал папа. - Там внизу, течет себе и течет, как летом.
- А-а! Это она на зиму так. Там ей тепло, уютно!
Перешли замерзшую речку, побежали дальше, и очутились наконец у пригорка, куда собирались попасть. Сняв лыжи, устроились у валуна, который с одной стороны скрылся под снегом, а с другой, с солнечной, оброс зеленовато-оранжевым мхом. Бина сняла рукавички, потрогала тепловатый шершавый бок.
- Это наш самый камень! Какой он тут мягонький. А давайте тут будем обедать! Тут так уютно, и все так здорово видно!
Уселись, прислонившись спиной к уютному камню, стали обедать. Бина отхлебывала ароматный чай с травами, жевала бутерброд с сыром, вкусный здесь просто ужасно - когда вокруг так снежно и холодно, так сверкающе и лучисто, так льдисто и бесконечно.
Солнце уже покатилось к закату. Впереди, далеко-далеко, между Гор распластались слоистые дымки. Вечереющие лучи отражались от них, сеялись под сонными пиками. Ветер стих, тишины стало больше; даже зайчики затаились на кончиках веток, и уже, наверно, устроились на ночь.
Когда пообедали, папа собрался наверх, на вершину пригорка, чтобы сделать фотографию зимней долины. (Фотографию он задумал давно, еще летом, - нужна для работы.) Они обнялись на прощанье, папа стал подниматься по склону. Бина с мамой смотрели как он пробирается между пушистыми белыми камнями, пока в глазах не поплыли жемчужно-сиреневые круги.
- Мамочка, а ведь папа там долго будет! - Бина зажмурилась, отвернулась от ослепительной яркости. - Можно еще и погулять успеть. Можно я немножко тут погуляю?