— Слышал эту фамилию. Говорят, способный инженер?
— Да, очень способный. Она сейчас подготавливает документацию… Вам позвать ее?
— Нет, нет, спасибо.
Курбатов задумчиво перелистывал лежавший на столе директора технический журнал. «Что прибавилось к материалам следствия? — думал он. — Да ровным счетом пока ничего, и, надо полагать, придется подождать немного… Во всяком случае, встреча с Вороновой и беседа не помешают».
Девушка вошла в кабинет Курбатова торопливо, словно ей не терпелось скорее рассказать о том далеком времени, когда она с группой беженцев переходила фронт — и хоть этим помочь, если только нужна ее помощь. Она волновалась, ей трудно было скрыть волнение, да она и не пыталась скрывать его. Курбатов встретил ее на середине комнаты и, подавая ей руку, назвал себя. Она ответила: «Воронова», — и когда майор пригласил ее сесть, она села, положив сумочку на колени.
Курбатов представлял ее себе именно такой. Простое, очень русское лицо, чистое и открытое. Такое встретишь десять раз на дню и не обратишь внимания. Косы, уложенные венком на голове. Рука — тонкая в кисти, а на сгибе среднего пальца, там, где обычно лежит вставочка, — небольшое чернильное пятнышко…
— Вы уже знаете, почему я вас пригласил?
— Конечно, я ведь ждала…
Катя ожидала, что майор заговорит первым.
Он спросил, давно ли она живет здесь, в этом городе, и Катя ответила — да, давно, двенадцать лет. До войны жила в Солнечных Горках. Когда началась эвакуация, гитлеровцы взорвали мост, сбросили десант и уйти удалось только через месяц с группой беженцев.
— Мне сказала соседка, — она тоже уходила. Вместе мы и попали в подвал. А откуда она знала, я даже не поинтересовалась… Не до этого было… Теперь она попрежнему в Солнечных Горках живет… Мария Ильинична Кислякова… на старом месте. Я могу дать адрес… — она назвала улицу и номер дома.
Майор сразу же записал адрес в протокол и снова сцепил пальцы, не выпуская пера:
— Так, так, товарищ Воронова… Кстати, когда вы стали инженером?
— В электротехнический я пошла в год победы… Инженер я пока очень молодой.
Курбатов внимательно слушал Катю. У него складывалось определенное суждение о Вороновой.
— Верно, молодая… А что за цех у вас там в стороне? Я невольно обратил внимание. Корпус большой, а впечатление такое, что там никто не работает.
— Это специальный цех. Совсем недавно открыли, в связи с заказами новостроек, — и Катя рассказала, что там делают.
— «Молодняк», — вдруг улыбнулся Курбатов, вспомнив разговор в проходной. — «Без году неделя». Знаете, что это о вас говорят?
Катя удивленно взглянула на него. Она уже готова была ответить на это чем-нибудь резким, но вовремя вспомнила, что разговор сейчас не о ней, и только пожала плечами.
Курбатов спросил ее:
— Кто это у вас такой высокий, в сером спортивном костюме, руками вот так разговаривает?
Он развел руками, и Катя улыбнулась:
— Наш начальник конструкторского бюро, Козюкин. Очень хороший, старый инженер. Я у него в семинаре…
— В каком семинаре?
— По изучению истории партии…
— Ах да, я и забыл. Он у вас на заводе семинар ведет. И как — интересно?
— Интересно. Очень знающий человек. Так ведь он и в партии давно, так что есть что рассказать, помимо обычных материалов.
— Да, да, — кивнул Курбатов. — Но мы отвлеклись в сторону. Я слышал, у вас сейчас неприятности на заводе?
Рассказ был долгий, но он слушал ее, не перебивая; ему понравилось, что Воронова совсем освоилась и чувствует себя непринужденно. Так и должно быть, — ведь у них беседа, и только…
— В общем, всё сразу свалилось… — кончила Катя. — И эта находка… Я как прочла, что рассказ какого-то старшины касается шпионов, так к вам бросилась…
— Сразу и побежали?
— Да, сразу. Ведь шпионы по вашей части?
— Значит, прочитали?
— Сознаюсь, простите уж за любопытство… Но ведь это к лучшему, не правда ли?
Курбатов помолчал, думая. Но Катя, не ожидая вопроса, продолжала:
— Мне в глаза бросилось, что говорится о Солнечных Горках. И я сразу вспомнила тот день. Уж очень он какой-то особенный был.
— Кто же тогда находился в подвале? Кого-нибудь помните? — майор хотел было оборвать ниточку Катиного рассказа, а потом решил, — пусть говорит. Он только сильнее сцепил пальцы и не сводил взгляда с лица девушки. А она опустила глаза и медленно перебирала концы шелковой косынки, накинутой на плечи.