Поблагодарив ее, я вернулся в квартиру. Берта Кул сидела, откинувшись в кресле, и курила сигарету. Перед ней на маленьком столике стоял стакан виски с содовой.
— Ну, как дела? — спросила она.
— Не очень хорошо.
— Это все равно что искать иголку в стогу сена, — сказала она. — Боже мой, Дональд, знаешь, я нашла чудесный ресторан!
— Где?
— Здесь рядом, если идти вверх по улице.
— А разве твоя главная сегодняшняя трапеза уже не состоялась? Вот не знал, что ты голодна! Так, на всякий случай зашел узнать, не хочешь ли ты поесть.
— Нет, дружочек, уже не хочу. Мне кажется, я себя лучше чувствую, если поем до того, как здорово проголодаюсь. Почему бы не перекусить немножечко, чтобы умерить аппетит?
Я согласно кивнул.
Удовлетворение разлилось по лицу Берты. Она едва не облизала губы.
— Окра с рисом, — сказала она. — Я думала, что это легкое блюдо.
— Ну и действительно легкое?
— Вот это была еда!
— Значит, ты сыта? — спросил я. — Может быть, все же пойдешь со мной и съешь еще кусочек чего-нибудь?
— Не говори мне о еде, Дональд Лэм! Я уже исчерпала свою дневную норму. Впрочем, выпила бы чашечку чая и съела тост — вот и все на сегодня.
— Хорошо, тогда пойду перехвачу что-нибудь — и за работу…
— А что мне делать?
— Пока ничего.
— Не знаю, зачем я торчу здесь, — возмутилась Берта.
— И я не знаю.
— Этот адвокат настаивал, чтобы я приехала. Он считает, что, после того как ты найдешь Роберту Фенн, я смогу лучше, чем ты, поговорить с ней. У него есть деньги, чтобы заплатить за это. И раз он устраивает бал, я решила принять в нем участие.
— Правильно.
— Будет шикарно, — мечтательно произнесла Берта, — если мы сможем получить еще и премию!
— Еще бы!
— Как же все-таки дела?
— Пока не могу сказать ничего определенного, но я работаю в нужном направлении.
Я вернулся на Ройял-стрит и пошел по направлению к Канал-стрит, спотыкаясь на тротуаре, уложенном много лет назад поверх огромных плоских камней, кое-как слепленных цементом. Некоторые камни были утоплены глубже других, а некоторые слегка выпирали. Выглядело все это, возможно, и живописно, но не слишком располагало к хождению вслепую.
Я был на полпути к Канал-стрит, когда мой мозг внезапно пронзила любопытная мысль. Я вошел в телефонную будку и принялся обзванивать бизнес-колледжи.
Уже второй звонок позволил мне получить исчерпывающую информацию обо всем, что меня интересовало. Нет, они не знают никакой Эдны Катлер, но мисс Фенн прошла у них курс обучения и была очень способной ученицей. Да, им удалось ее трудоустроить. Она работает в одном из банков. Она секретарь менеджера. Нужно подождать минуту — и они дадут мне адрес.
Вот так все просто!
Менеджер банка оказался весьма сговорчивым парнем. Я сказал ему, что хочу получить кое-какую информацию, которая позволит уладить вопрос о наследстве, и спросил, могу ли поговорить с его секретаршей. Он пообещал выслать ее ко мне через пару минут.
Роберта Фенн выглядела в точности так, как на фотографии. Судя по подсчетам, ей сейчас лет двадцать шесть, однако, не зная об этом, можно было дать года двадцать два или, в крайнем случае, двадцать три. У нее была мимолетная улыбка, ясные внимательные глаза и хорошо поставленный приятный голос.
— Вы хотите о чем-то меня спросить? Мистер Блэк сказал, что вы пытаетесь решить какой-то вопрос о наследстве.
— Правильно, — ответил я. — Я расследую одно дело и хочу выяснить кое-что о человеке, связанном с адвокатом по фамилии Хейл. — По ее глазам я понял, что попал в цель, и продолжил: — У него есть родственник, имени которого я не знаю, но думаю, вы с ним знакомы. Неизвестно мне, правда, и кем он приходится Хейлу.
— Вы не знаете имени этого человека?
— Нет, — ответил я.
— У меня здесь не очень широкий круг знакомых.
— Это рослый человек с высоким лбом, довольно густыми бровями, и у него очень большие руки с длинными тонкими пальцами. Ему около пятидесяти пяти.
Она задумчиво нахмурилась, точно пыталась отыскать что-то в своей памяти.
Я некоторое время внимательно наблюдал за ней, затем сказал:
— Не знаю, быть может, это просто привычка или у него плохо сделаны зубы, но когда он улыбается…
На моих глазах выражение ее лица стало меняться.
— О! — воскликнула она и рассмеялась.