“Неплохо, спасибо”, - ответил Соклей. “Сам?”
“Терпимо, терпимо”, - сказал его отец. “У меня болят кости, когда я встаю утром, но это от того, что я живу так долго”. Он улыбнулся. “Если бы я не был жив, я не думаю, что у меня бы вообще что-то болело”.
“Ну, нет”, - сказал Соклей. Он пошел на кухню и вернулся с завтраком, идентичным тому, что готовил его отец. Он как раз садился рядом с Лисистратом, когда девушка-рабыня вышла, зевая, из своей маленькой комнаты. “Привет, Трайсса”.
“Приветствую тебя, молодой господин”, - ответила она по-гречески с акцентом. Как и следовало из ее имени, она была родом из Фракии. Она была рыжеволосой и курносой, на несколько лет моложе самого Соклея. Она снова зевнула, затем пошла приготовить себе завтрак. Лисистрат не был рабовладельцем, который отмерял рационы своих рабов до последнего ячменного зернышка. Трайсса ела примерно то же, что ели он и его сын.
Соклей и Лисистратос оба следили за ней глазами. Лисистрат всегда довольствовался тем, что наблюдал за ней: мужчина, который спал с рабыней в своем собственном доме, напрашивался на неприятности со своей женой. Соклей время от времени брал ее к себе в комнату. Если бы она показала хоть какой-то признак того, что наслаждается его вниманием, а не просто терпит его, как подобает рабыне, он бы занимался с ней любовью чаще.
Первые лучи солнца коснулись черепицы на крыше. Несколько птиц начали петь. Другие прилетят на Родос позже, когда вернутся с юга. Лисистратос сказал: “Интересно, как долго продержится такая погода. Если она будет хорошей, вы сможете вскоре выйти в море”.
“Я надеюсь на это!” Воскликнул Соклей. Мысль о плавании в Афины так взволновала его, что он едва заметил, как Трайсса вышла из кухни с хлебом и вином.
Его отец усмехнулся. “Афины - твоя возлюбленная, конечно же”.
“Я никогда не говорил иначе”, - ответил Соклей. Он рассмеялся, в основном над самим собой. “Я бы не смог, не так ли? - во всяком случае, если бы захотел сказать правду”.
“Мне было жаль, что пришлось так быстро привезти тебя домой из Ликейона”, - сказал Лисистратос. “Однако нам нужен был хороший тойхаркосс, а ты единственный в семье, у кого лучше всех разбираешься в цифрах”.
“Нет, это Менедем - или ты говоришь не о женщинах?” Невинно спросил Соклей.
Его отец закатил глаза. “Ты знаешь, что я не такой. И ты тоже знаешь, что я прав”.
Соклей со вздохом опустил голову. Он был тем, кто лучше всего подходил для отслеживания груза, перевозимого кораблем, и того, сколько денег доставлял на оболос каждый предмет. Он действительно знал это. Он тоже был хорошим торговцем, хотя его двоюродный брат мог бы быть еще лучше.
Все равно… Он снова вздохнул. Все равно, он хотел бы продолжить учебу в Афинах. Некоторым мужчинам повезло - и они были достаточно богаты - чтобы всю свою жизнь стремиться к любви к мудрости. Он не был. Ему пришлось вернуться на Родос, чтобы помочь своей семье и проложить свой собственный путь в мире. Хотя с того печального дня прошло пять лет, он все еще чувствовал себя так, словно вырвал свое сердце и оставил его позади, когда отплыл из Пейреуса.
Большая часть его все еще жаждала вернуться. Остальное… Для остального было слишком поздно. Он процитировал Гераклитоса накануне в доме дяди Филодемоса. Ионийский философ, несомненно, был прав: вы не могли войти в одну и ту же реку дважды. Когда вы вернулись, это была уже не та река.
И я тоже уже не тот, подумал Соклей. Знания сами по себе все еще имели для него значение. Это имело очень большое значение; он надеялся, что так будет до конца его жизни. Однажды он захотел написать историю своего времени, которая могла бы соперничать с историей Геродота и Фукидида. Но он был более практичным, более твердолобым, чем плачущий, нескладный молодой человек, который так неохотно вернулся на Родос, когда его вызвал Лисистрат. Последние несколько лет он имел дело с торговыми товарами и деньгами, и они неизбежно наложили свой отпечаток на то, как работал его разум.
Он сказал: “Знаешь, отец, какая-то часть меня боится возвращения в Афины? Я никогда бы не подумал об этом”.
“Я могу понять почему”, - ответил Лисистратос. “Если ты в молодости очень сильно любил гетеру, действительно ли ты хочешь увидеть ее снова двадцать лет спустя?" Ты хочешь узнать, что она растолстела, поседела и потеряла передний зуб? Разве ты не предпочел бы вспомнить красоту, которую знал когда-то давно?”