Сергей потянул Совёнка к себе. Она не ожидала этого, плед соскользнул с кресла на пол, и Алёна невольно подалась навстречу. Одним махом он подхватил её на руки как невесту - лёгкую, но всё-таки имеющую полноценный вес молодой девушки, и сразу перенёс нагрузку на прооперированное бедро. Острая боль пронзила Беспечный мир. Вставленный в кость металлический сустав дал о себе знать. Сергей вскрикнул и повалился. Вместе с ним упала Совёнок. Они оба оказались в пыльной квартире, на липком от грязи линолеуме. Толчками болела нога, перепуганная Алёна схватилась за телефон.
- Подожди! Я сейчас вызову Скорую! Тише, Серёжа! Зачем ты так сделал?! Зачем?!
- Просто ты слишком настоящая, для того мира, который мне создала, - сквозь слёзы смеялся художник. Совёнок не слушала его, быстро набрала номер и приложила телефон к уху.
- Не отвечают. Скорая не может не отвечать! Позвоню со своего.
- Стой, не надо, - простонал Сергей, но Совёнок вскочила, побежала к сумочке на кресле, вынула телефон и снова набрала Скорую. И снова тишина в трубке.
- Не могу дозвониться! Занято?
- Нет, не занято, Алён, - приподнялся Серёжа. - Просто тебе они не ответят.
Художника пробрал нервный смех, пусть даже он никогда больше не сможет ходить, но он обманул иллюзии своей же собственной реальностью.
- Не напрягайте ногу. Руки целы, хорошо, что у тебя хоть руки целы, раз ты художник! - смеялся Сергей, зажмурив глаза от боли. А когда он открыл их, рядом не было никого, телефон лежал возле стула.
С великим трудом Сергей смог приподняться. Бедро отозвалось резкими толчками, но это было можно стерпеть. Палка лежала возле стола: разве это поможет? Тут и инвалидное кресло теперь не сможет помочь! И тем не менее, он дотянулся до палки, прилагая все усилия встал, попробовал сделать шаг и убедился, что худшие опасения не подтвердились. Сустав не выбило, он мог шагать, хотя каждое движение было болезненным. Эта боль и была его бегством в реальность. Ещё миг, и Совёнок могла утянуть его в вечное счастье! Не кисельные берега и молочные реки нужны Несчастливым, а простая жизнь, подкрашенная любовью.
Как бы то ни было, его решение выйти из квартиры не изменилось. И не важно к кому, куда, главное - отсюда. Он доплёлся до двери, и в этот миг телефон на полу зазвонил - кто-то ему перезванивал. Обернувшись возле вешалки с верхней одеждой, Сергей застыл в нерешительности. Со включенного монитора смотрела Совёнок, и, натолкнувшись на её взгляд, Сергей только быстрее начал надевать куртку.
Он бежал из собственной квартиры, порог которой не переступал много месяцев. Открыл дверь с вертушки, подобрал вышедшую провожать его кошку, отомкнул внешнюю дверь и, наконец, вышел. Телефон в квартире к этому времени звонить перестал. Где-то в душной, сумрачной тишине, остались пыль, бардак и Совёнок, что смотрит с портрета, или же на свой портрет.
Даже с более здоровой ногой он прежде не рисковал пройти десяток пролётов лестницы, а сейчас выл сквозь зубы, терпел боль на каждом шагу, но спускался: приставным шагом, по одной ступеньке, по чуть-чуть, но всё-таки шёл. Он шёл ни к кому-то, и не зачем-то, он шёл для себя! Он был в одиночестве целых полгода, и ни на кого не должен был рассчитывать, никого не просить. Может тогда бы она не появилась.
Мысли скомкались и оборвались, когда на верхних этажах хлопнула дверь. По лестнице зачастили спускающиеся шаги. Сергей как раз был на площадке и прижался к стене, чтобы дождаться проходящего мимо. Может быть стоило попросить о помощи? Только бы спуститься во двор.
Наверху пролёта показался мальчишка в распахнутой куртке и вязаной шапочке. Он спустился, быстро прошёл мимо Сергея, только бросил косой взгляд на барахтающуюся под курткой встречного кошку. Сергей не окликнул его и ни о чём не попросил. Спускаться предстояло самому - страшно, как, наверное, было, когда в первый раз пошёл из рук матери.
Он не считал, сколько времени провёл, спускаясь по лестнице, но в конце концов достиг парадной и открыл железную дверь из подъезда. Впервые за целю вечность солнечный свет коснулся его, не минуя рассеивающего стекла и пыльных штор, впервые далёкая звезда приласкала своего зарывшегося в собственной норе сына. Да, как же иначе! Солнце - его мать, прародительница всего живого на планете Земля, и он жив! Жив, открыт Солнцу!
Какие странные мысли опьянили его вместе с уличным воздухом. Сергей стоял на щербатом бетонном крыльце, щурился от осеннего света и улыбался, хотя ничего особенного во дворе не было: ржавая детская горка, обогнавший его в подъезде подросток сидел на оградке с бандой дружков. Какая-то великовозрастная девка, вытянув ноги, раскачивалась на качелях, наполняя двор надсадным скрипом несмазанных петель. Испачканные в городской грязи машины ждали перед гаражами. Одна тёмная иномарка нагло завалилась правым бортом на тротуар, оттесняя пешеходов.