Выбрать главу

Недоумевая, я глянул на него, а затем посмотрел за окно. Во двор плавно въезжал громадный приземистый «ЗиЛ», бликуя зеленоватыми пуленепробиваемыми стеклами. Генерал растерянно покрутил головой, словно озорник, боящийся родительского гнева.

– Я намусорил, я и уберу, – успокоил его, откладывая дымящийся паяльник и делая вид, что ничего не понимаю. В сыновней почтительности Суслова-младшего доминировали вынужденное послушание и робость перед строгим отцом. Но не демонстрировать же мне свой житейский опыт! Приятно это будет Револию Михайловичу? То-то и оно.

Со двора донеслись громкие голоса, дверь распахнулась, и в гостиную шагнул высокий сухопарый человек с тонкими чертами умного лица. Быстрый и острый взгляд его светлых глаз за толстыми линзами очков вызывал ощущение неуюта.

– Доброго дня, Револий, – проговорил Михаил Андреевич Суслов, по-горьковски окая. Стащив на ходу тяжелое пальто с каракулевым воротником, он передал его на руки сыну. – У нас гости?

Михаил Андреевич снял папаху-пирожок и длинными худыми пальцами пригладил непослушную белую прядь.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказал он церемонно, не меняя бесстрастного выражения на худом лице с высокими скулами, малоподвижном, словно каменном. Я встал.

– Здравствуйте, Михаил Андреевич, – сказал вежливо, как мальчик из хорошей семьи, и тут же все испортил, добавив простовато-местечковое: – Извините, что насвинячил…

Суслов даже не улыбнулся. Вопросительно повел бровью и с облегчением приземлился на скрипучий венский стул. Я тоже присел.

– Это Михаил Гарин, – храбро вступил генерал, – он участвует в смотре научно-технического творчества молодежи на ВДНХ. Лауреат!

Я с сомнением посмотрел на Револия Михайловича, а Суслов-старший обратился ко мне:

– Тёзка, значит? – Повернувшись к сыну, он проговорил: – Извини, что помешал прогрессу. Сердчишко забарахлило, пришлось уйти пораньше. А Борис Александрович сюда сразу, на свежий воздух…

Плотный, налитой здоровьем начальник охраны, стоявший у дверей, наметил улыбку.

– Тогда закругляемся, Миша, – бодро сказал генерал. – Тем более, обедать пора. Полпервого уже!

– Пожалуй, – поддакнул Михаил Андреевич, сдержанно кивая.

Я отнес недоделанный «Коминтерн-1» в «генеральскую» комнату и стал аккуратно складывать детали в картонную коробку, исподволь наблюдая за Сусловым.

Оказалось, что ничего общего у этой исторической личности ни с парадными портретами, ни с плохонькими фотографиями не имеется. Передо мной сидел пожилой, усталый человек, обладавший огромной властью, но ничего не взявший для себя.

Либеральные газетенки из себя выходили, высмеивая Суслова, обзывали его «серым кардиналом» и «человеком в галошах» – за привычку носить грязевики в дождливую погоду. Раз уж не воровал человек, не подличал, то хотя бы над его старомодностью поиздеваться! А по мне, так с Михаила Андреевича хоть «икону стиля» пиши – строгий темный костюм сидел на нем идеально, рубашка безупречно свежая и отутюженная, в манжетах золотые запонки с русскими камушками, и галстук хорошо подобран.

Пожилой джентльмен из старинного рода. Даже так – лорд.

Суслов-младший с начохраны удалились, и «тёзки» остались одни.

– Комсомолец? – поинтересовался Михаил Андреевич, поворачивая ко мне седую голову.

– Конечно, – ответил я и не удержался, похвастался зачем-то: – Все лето провел в стройотряде, на ударной комсомольской.

– Молодец! – одобрил «серый кардинал». – Студент?

– Школьник. Девятый класс.

Не думаю, что моя персона вызывала у собеседника большой интерес. Просто Суслов пользовался возможностью «сходить в народ», пообщаться с низами.

– Линию партии поддерживаешь и одобряешь? – продолжил Михаил Андреевич. В его голосе чувствовалась этакая рассеянная снисходительность. Ла-адно…

Я медленно выдохнул и признался честно:

– Не совсем.

Суслов неподдельно удивился – и встрепенулся, как гончая, учуявшая волка. Взгляд его стал зорким, а веки дрогнули, нагоняя прищур.

– Вот как? – медленно проговорил он. – И в чем же у комсомольца Гарина разногласия с политикой партии?

Я оставался спокоен. Мои слова вовсе не были оговоркой, я сознательно нарушал правила игры. Если Михаилу Андреевичу хватает общения с молодежью в стиле «Будь готов! – Всегда готов!», то мне этого мало.

Усилием воли «просканировав» собеседника, убедился, что Суслов не испытывал ко мне враждебности. Я лишь разбудил в нем легкое беспокойство – и жгучий интерес. Не такой уж он твердокаменный, каким хочет казаться!