Через пятнадцать минут я уже наслаждался синтетическим кофе, в котором не было кофе, сигаретой, в которой не было табака, и бутербродом, где в масле не было масла, а в колбасе - мяса. Хорошо хоть хлеб был нормальным, а не из опилок. Под ногами огромный чёрный котище довольно хрустел сухим кормом. В каком-то смысле мы с ним питались одинаковой синтетической дрянью, только он, видно, получал куда больше удовольствия.
Я прикидывал, чем можно занять ленивый день, когда услышал самый непривычный звук из всех - звонок в дверь, едва не заставивший меня подпрыгнуть от неожиданности. Манька тоже отвлёкся от миски, поднял морду, сделал большие глаза, посмотрел на меня и издал вопросительное "мр-р".
Беспокоить меня могли только по одному поводу - в отделе что-то случилось, - но почему не позвонили? Предчувствуя неладное, я нахмурился и пошёл открывать. Проскочила мысль прихватить пистолет, но я её отогнал: кто вообще в здравом уме полезет к комитетчику? Лишь добравшись до двери, я сообразил, что всё ещё не оделся и стоял в "форме номер раз" за исключением противогаза.
- Здравствуйте! - уверенный высокий женский голос полоснул металлом по ушам. В следующую секунду его могучая обладательница заняла своим телом весь дверной проём. Синий форменный пуховик Департамента Генетического Наследия лишь усиливал впечатление - и без того валькириеподобная барышня выглядела просто необъятной. На красном несимпатичном лице застыло деловое выражение. У ног стоял громоздкий переносной холодильник, похожий на бидон для молока.
- Давайте всё! И распишитесь, - приказала она, проецируя оранжевую голограмму маршрутного листа перед моим лицом.
- Эй-эй! - я отступил вглубь квартиры, не выдержав напора. - Ничего я вам не дам. Идите вон отсюда.
- Что значит, ничего? Как это ничего? По какому праву вы меня прогоняете?
- Потому что ничего! - раздражённо сказал я. - Это моё личное дело. Вас вообще не должно было тут быть. Вы ошиблись квартирой. До свидания.
- Нет, это не ваше личное дело! - с её тоном можно было командовать батальонами. - А государственное! Я должна тут быть! Есть план! Последний пленум дал задание перевыполнить его на пятнадцать процентов! Вы - здоровый мужчина, всё ещё способный...
- Спасибо, я польщён.
Перебитой на полуслове "доярке"-ударнице хватило секунды на то, чтобы захлопнуть рот, перегруппироваться и снова пойти в атаку.
- Вы же знаете, какая у нас демографическая ситуация? - она была вынуждена сменить тактику и воззвать к сознательности.
- Знаю, - кивнул я. - Девушка, я... - попытался я поведать суть проблемы,
- Вам она безразлична? - перебила меня сотрудница Департамента Генетического Наследия.
- Нет, - тут я был совершенно честен: чем скорей ситуация выправится, тем скорей от меня отстанут хабалки из Департамента Генетического Наследия.
- Вы невоздержанны в сексуальной жизни? Алкоголик?
- Да, а у вас нет чувства такта, - рыкнул я. - И если мы закончили с перечислением недостатков, то послушайте... - очередная бесплодная попытка сказать главное.
- А почему тогда сперму не хотите сдавать?
- Не хочу, - я рассмеялся, поняв, что мы с "дояркой" практически воспроизвели сцену из "Собачьего сердца".
Её лицо покраснело, но женщина сразу же взяла себя в руки. Похвальное качество, что ни говори.
- Тогда подпишите, что отказываетесь! Но предупреждаю, что у вас будут проблемы по партийной линии.
- Ага, - смех выправил мне настроение, и кричать расхотелось. - Хоть по линии спортлото. Не буду я ничего подписывать. До свидания.
- Как это не будете? Что значит, не будете? Вы сдаёте?!
Похоже, меня решили взять измором. Я бы закрыл дверь, если смог, но толкать женщину мне не позволяло воспитание.
- Нет, не сдаю.
- Тогда подпишите! - голограмма, показалось, стала ярче.
- Так, - я закрыл глаза, шумно вдохнул воздух, в котором витал запах сублимированного кофе и недокуренной сигареты. Сосчитал до трёх. Потом до пяти. - Вижу, вы тут впервые. Решили план перевыполнить, да? Как ваше имя и фамилия?! - резко рявкнул я. - Как зовут вашего начальника?! Кому пожаловаться на вашу работу?!
- А какое вам дело? - тут же начала защищаться "доярка". - Нет, ну нормально? Сдавать отказывается и ещё жаловаться будет?
- Жаловаться?! - я повышал голос всё сильнее. Гулять так гулять. Если человек испортил настроение, то нет совершенно никаких причин сдерживаться. Я считал, что в таких случаях нужно платить той же монетой и портить настроение в ответ. Голограмма маршрутного листа исчезла, появилась новая, красная, мерцающая - моё удостоверение. - Майор Иванов, госбезопасность! А у вас, милочка, большие проблемы!
Женщина побледнела, словно мукой посыпали. Даже, кажется, в размерах уменьшилась, словно кто-то открыл клапан, и из неё начал выходить воздух.
- Если бы вы не были так заняты, хамя мне, то услышали бы, что я клон-репликант! А если вас там, в Департаменте, дубоголовых и набранных по объявлению хоть чему-то учат, то вы должны были знать, что реплики стерильны! - я говорил, искренне наслаждаясь моментом маленького триумфа. - Проблемы по линии партии?! А какие проблемы у вас будут, если я в понедельник запрошу у вашего начальства... - перед глазами внезапно возникла картинка входящего вызова. Палыч. Настроение тут же упало ниже уровня моря. Начальство, чёрт бы его побрал, никогда не звонит с хорошими новостями.
- Так! - я прервался на полуслове. - Брысь отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели!
Доярка исчезла - мгновенно и бесшумно, как будто на атомы разлетелась вместе со своим чёртовым бидоном. Дверь закрылась. Я вернулся на кухню, где невозмутимый Манька гремел сухим кормом.
- Слушаю.
- Чего так долго? - буркнул начальник. Красные глаза, взъерошенный - похоже, не спал всю ночь. Плохой знак. Очень плохой.
- Да "доярка" привязалась, еле отшил. Ударница.
- М-м... - промычал шеф неопределённо. - Одевайся и давай в отдел.
Отлично. Самые плохие ожидания оправдались.
- Вьюнов?
- Он, родимый.
- Дай угадаю, он не убивал Золотарёва?
- Я что, тебе индивидуально всё рассказать должен?! - рявкнул Палыч, но я даже не обратил внимания. Это можно простить, учитывая то, что ему пришлось не спать всю ночь и держать оборону от перепуганных депутатов, требовавших "вотпрямщас" ввести войска и допросить всех москвичей.
- Понял. Выезжаю.
Палыч отключился, а я докурил сигарету и допил успевший остыть кофе, растягивая последние минуты удовольствия. Начинался новый день, не суливший ничего, кроме новой безумной гонки.
3.
- Да-а, - протянул я, когда увидел труп Вьюнова, лежавший на сверкающей металлической каталке. Проблема была в голове, верней в том, что её верхняя половина отсутствовала. Выше нижней челюсти ничего не было, да и сама она с частью шеи представляла собой кусок угля.
- Он ведь был там, - посмотрел я на отчёт патологоанатома. - Я имею в виду в гостинице, - радиоактивность тела указывала на это очень недвусмысленно. Армейские ботинки с заражённой пылью и чёрная одежда, найденные в квартире, - тоже. Маску не нашли, но её можно было выбросить по дороге или банально потерять.
- Да, это совершенно точно, - сказал стоявший рядом со мной судмедэксперт Филипп Глебыч. Маленький, с серенькими усами и огромными залысинами, в огромных старомодных очках с толстыми линзами и роговой оправой. Они вкупе с немигающим взглядом и манерой говорить - тихо, нудно - делали его похожим на серийного убийцу. - Судя по всему, наш стрелок - он.
- А вот выводы за меня не делай, - недовольно проворчал я, задумчиво глядя на тело. - Кто знает, может быть, всё это - просто совпадения. А ты меня с толку собьёшь.
Глебыч пожал плечами:
- Как угодно.
Видимо, он обиделся.
Первым делом после приезда на Лубянку Палыч вызвал меня в свой кабинет и жестоко надругался, но, скорей, не по злобе душевной, а просто из любви к искусству. Из словесного потока, почти полностью состоявшего из эпитетов, удалось уловить, что единственный подозреваемый отдал концы, отчего святому человеку, не щадящему живота своего на ниве борьбы с преступными элементами, устроили разнос люди столь высоко сидящие, что мне даже представить сложно.