- Меня интересует, возможно ли снова включить блокированные имплантаты?
- Разумеется, - свет за окном погас, и ощущение разговора с демоном исчезло. - Мы предусматривали такую возможность.
- Как это можно сделать?
- Только при помощи прямого хирургического вмешательства.
Я задумался, покопался в документах и быстро пролистал протокол медицинского освидетельствования Вьюнова - стандартная процедура перед заключением под стражу. Но, к сожалению, там было чисто: лишь в разделе "заболевания" нашёлся стандартный фронтовой набор - алкоголизм, посттравматический синдром и депрессия. Ни единого намёка, что снайперу кто-то лазил в голову. "Не сходится".
- А удалённо? - спросил я. В начале карьеры я мог бы предположить, что это армейская медслужба недоглядела и демобилизовала из рядов Новосоветской Армии человека с активным боевым железом. Но сейчас, зная драконовские порядки в армии и искреннее нежелание связываться с Конторой, которую хлебом не корми, а дай кого-нибудь посадить, такая мысль мне в голову не приходила. Имплантаты Вьюнова явно кто-то воскресил.
- Нет, это исключено, - уверенно сказала Платонова. Она затушила сигарету в массивной стеклянной пепельнице, которой можно было пробивать головы.
- И всё-таки, - я не собирался просто так сдаваться. Из слова "нет" пространный отчёт составить нельзя даже при всём моём литературном таланте. - Я хочу, чтобы вы подумали и рассказали, как это можно сделать.
- Я же сказала - никак, - конструктор раздражённо дёрнула плечами. - Вся конструкция, вплоть до регулятора мочеиспускания и скобы указательного пальца, завязана на одном чипе, включить который можно, только основательно покопавшись в мозгах.
Она явно пыталась от меня отделаться и давила.
- Я не прошу говорить мне, что это невозможно, - мне снова пришлось добавить в голос металла. - Мне нужны соображения на тему того, что можно сделать. Подумайте об этом, мне нужны догадки, а не отговорки! У единственного подозреваемого по делу был имплантат вашего производства. По документам - отключенный. На деле - активный. И никаких следов хирургического вмешательства. Если не знаете, как это сделать - тем хуже для вас! Потому что кто-то другой знает. И это значит, что в Москве почти тысяча потенциально опасных снайперов. Этого более чем достаточно для того, чтобы обезглавить весь Союз, вы понимаете?!
Я говорил и с удовлетворением наблюдал, как лицо Платоновой бледнело, а алые губищи на нём становились всё заметнее. Меня самого проняло. О подобном варианте развития событий я не думал. Действительно, можно было бы проявить бдительность, копнуть поглубже, разоблачить очередной империалистический заговор и потом лежать, как раджа из "Золотой антилопы", - отмахиваться от сыплющихся мне на голову наград, крича "Хватит, довольно!"
- Так что будьте так добры, уделите время надоедливому следователю и помогите разрешить вопрос государственной важности. Если вас не затруднит, - я изобразил хорошо отрепетированную "улыбку гэбиста номер три" - устрашающую.
Конструктор кивнула и парой движений вызвала в воздухе оранжевую голограмму - чертёж "Зайцева".
По его очертаниям можно было понять, в какой части тела располагались те или иные детали.
Сверху - мозговой имплантат, центр всего. Он напоминал сосновую шишку, обвитую проводами. От него, через шею, толстый шлейф шёл к позвоночнику, в районе плеч расходясь кабелями к локтям, запястьям и указательным пальцам: их специально усиливали для того, чтобы руки не дрожали.
Основной же шлейф опускался ещё ниже - провода вели к небольшим металлическим пластинкам-обогревателям на груди и животе, овальному, похожему на яйцо, регулятору мочеиспускания, пищеварительному ограничителю и далее - к искусственным коленям и ступням, которые никогда не затекали, сколько не сиди в одной позе.
Платонова вращала голограмму так и эдак, увеличивала мозг и некоторые узлы, возле которых появлялись поясняющие надписи, какие-то цифры и куски кода. Я снова закурил, наблюдая за её работой. Сейчас она была почти красива, и я понял, как она смогла добиться столь высокого поста - целеустремлённость и искренняя любовь к своему делу.
- Простите, ничего не могу сказать, - она увеличила мозг и извиняющимся жестом указала на него. - Всё сходится к этой детали.
Судя по масштабу, её нельзя было даже разглядеть невооружённым взглядом. Маленькая такая микросхемка, запрятанная очень глубоко.
- К ней нет доступа извне, только на аппаратном уровне.
Я вполголоса выругался.
- Так что простите, но помочь и правда ничем не могу.
Я поднялся с кресла.
- Что ж, в любом случае спасибо за помощь, - "улыбка номер пять, добрая, чуть усталая". - Опровержение версии - тоже информация.
- Не за что, - красные губы испуганно и фальшиво растянулись, а руки скользнули к пачке сигарет. - Обращайтесь.
Я выехал с территории завода, рассеянно кивнул охраннику и скомандовал навигатору двигаться обратно в сторону конторы. Настроение упало ниже некуда, поскольку моя единственная догадка не оправдалась: снайпера никак не могли активировать извне, следовательно... Следовательно, тупик. Если уж даже главный конструктор не смогла понять, что с "Зайцевым" что-то не так, значит, в этом направлении копать точно не стоило.
Однако, несмотря на недвусмысленный ответ Платоновой, у меня оставалось стойкое чувство, будто я что-то упускаю. Что-то раздражающе близкое, лежащее прямо перед носом. Это плохо: дело начинало меня заинтересовывать, хороня надежду на полноценный воскресный отдых. Когда во мне просыпалась ищейка, я мог работать без сна и отдыха сутками.
Что ж, если Пал Палыч хотел имитацию бурной деятельности, он её получит.
- Навигатор! - приказал я через несколько минут. - Давай-ка на Горбушку.
4.
Я припарковал машину там, где заканчивался асфальт и жилые районы.
Передо мной лежал дикий ландшафт, не тронутый строителями. Граница Хаоса и Упорядоченного была очень чёткой: одно от другого отделял высокий забор, украшенный унылой наглядной агитацией, поверх которой уличные художники рисовали свои полотна. Они были яркими, как сбрендившая радуга, и в половине случаев откровенно похабными.
Мне особенно приглянулся один арт: роскошные голые женщины окружали плюгавого тощего мужичка, у которого осталась всего одна конечность: та, что болталась между ног и размером превосходила самого инвалида. Он пускал из кривого беззубого рта нарисованную серебрянкой слюну и смотрел на мир слепыми глазами, а рядом в облачке-комиксе неведомый художник написал "Спасибо Партии и Правительству". Я усмехнулся: советский Бэнкси очень верно уловил самую суть явления и передал её с потрясающим цинизмом.
Здоровенный пролом, из которого торчала оборванная стальная проволока, вёл из одного мира в другой. Дыра в заборе была такой, что можно было пройти, не нагибаясь и не поворачиваясь боком.
За моей спиной оставались ровные ряды новых районов, где торжествовал порядок и урбанизм, а впереди...
Я вышел с другой стороны и окинул взглядом ландшафт.
Передо мной простиралась, насколько хватало взгляда, перековерканная взрывами пустыня. Долины древних площадей, узкие ущелья разрушенных улиц и высоченные горные хребты изуродованного железобетона. В трещинах уже давно росла высокая трава, а на горных пиках, что несколько десятков лет назад были многоэтажными домами - корявые деревца, в основном берёзки.
Они отчаянно цеплялись за серые валуны и тянулись к солнцу с упорством обречённых. Повсюду валялись перевёрнутые остовы машин. Счётчик Гейгера сходил с ума рядом с ними, поэтому я сразу же, не откладывая в долгий ящик, вытащил из небольшого футляра пару больших коричневых таблеток и проглотил, не запивая. Завтра будет плохо. Очень плохо.