— Это нерационально. А если князя убьют?
— Никого ни разу не убивали, главное выстоять.
— И как это поможет восславить духов? На юге мы приносим в жертву животных, пищу, вино. Некоторые маги на Западе даже устраивают человеческие жертвоприношения.
— Не знаю, кто придумал, будто духи охочи до крови или до женщин. Жрецы говорили, что духи — есть воплощение жизни, ну и зачем им смерть? Они приходят туда, где все хорошо: где есть жизнь, надежда, радость. Кстати, это одна из причин, почему у нас на севере зимой проходит большинство праздников.
— А не потому, что больше зимой делать нечего? — усмехнулась Доминика.
— И это тоже, — пожал плечами Ладвиг. — Здесь в принципе неплохо, если привыкнешь.
— А ты когда-нибудь покидал эти горы?
— Нет. Мое место здесь, как и моя жизнь, — сказал князь, и по его лицу пробежала тень.
Доминика хотела сказать что-то еще, но в это мгновение небо потемнело, как перед грозой. Над горами прокатился раскат грома, от которого задрожали сами стены замка. Доминика вцепилась в подоконник, почувствовала, как крепкие руки Ладвига увлекают ее вниз, подминают под широкое тело. Князь сгруппировался вокруг нее, как живой щит, сжал ее в объятиях.
— Что происходит? — шум пульсировал в ушах, пробирал до самых костей. Она непроизвольно сжала руки на плечах Ладвига.
— Ничего хорошего.
На мгновение все стихло, и в повисшем безмолвии раздался истошный вой раненого зверя. Такой пронзительный, что от него шевелились волосы на затылке. По горам прокатилась еще одна волна грохота, как будто мощным потоком катились камни. Доминика еще сильнее вжалась в плечо Ладвига, закрыла глаза, считая секунды в ожидании, чтобы это прекратилось.
Когда тишина повисла плотным пологом, Ладвиг отпустил ее, помог подняться. На его лице не было ни кровинки, на лбу вздулась вена. Он и сам был похож на разъяренного зверя, готового броситься в атаку.
— Что это было? — спросила Доминика. Ладвиг бросил на нее пылающий яростью взгляд и криво усмехнулся.
— Поверишь, если скажу, что кто-то убил священное животное? Или на Юге и таких уже не осталось?
— Поверю, — кивнула принцесса. — Но зачем…?
— Потом.
Князь развернулся и размашистым шагом направился прочь, выкрикивая что-то на горском. Слуги тут же высыпали в коридор и принялись исполнять понятные лишь им приказы. Они запирали двери пустующих комнат, задергивали тяжелые шторы на окнах. Замок погружался в темноту, а его обитатели стали напоминать суетящиеся привидения. Доминика непонимающе стояла посреди всей этой толчеи, пока вдруг ее не подхватили горячие руки князя. До слуха донесся шипящий шепот.
— Принцесса, мне нужно, чтобы ты никуда не высовывалась из замка, ни с кем не разговаривала, пока я не вернусь. Лучше всего — оставайся в своих покоях, читай книги, разговаривай с чародеем, попроси Вассу помочь тебе с праздником. Он нам сейчас будет просто необходим.
Она активно закивала, позволяя увести себя дальше по коридору. Спустя несколько поворотов Ладвиг выпустил ее, и тут же на ее предплечье сомкнулась хватка другой — гигантской — руки.
— Эд? — окликнула она и чуть не вскрикнула, когда из темноты на нее уставились два светящихся желтых глаза. Вторая ладонь зажала ей рот, глуша рвавшиеся наружу возгласы. Эдвин увлек ее в ближайшую незапертую комнату и только там выпустил. — Что за…?
— Заткнись, и слушай, — прошипел он, нависая над ней, нарушая все мыслимые правила приличия. — Как только мы уедем, собирай свои вещи, своего прихвостня, и убирайся отсюда, если жизнь дорога.
— Что? Ты мне угрожаешь?
— Тебе все угрожает, принцесса. Ты здесь чужая, ты никому не нужна. С тобой никто считаться не будет. Так что избавь всех от ненужных жертв и убирайся, пока не запахло жареным, — рыкнул он и скрылся за дверью. Сердце колотилось где-то под челюстью. Доминика прислушивалась к суматохе в коридорах, а затем отошла к окну. Из-за плотно задернутых штор лилось слабое зеленое свечение. Доминика слегка отодвинула штору и увидела, как потемневшее небо исполосовали сияющие зеленые, пурпурные и синие линии. Они шевелились, как водоросли, подхваченные волнами.
— Дом! — в комнату сквозь приоткрытую дверь протиснулся Куно. — Ты видела? Это первородная магия!
Принцесса, воровато озираясь, задернула штору, схватила чародея за руку и вкратце пересказала события последнего часа. Куно внимательно слушал ее, но в его чертах не было переполнявшего Доминику страха, только восторг.
— Я о таком только в книгах по истории магии читал. Выходит, на Севере сохранилась самая древняя и сильная магия, — захлопал в ладоши он. — Дождемся, когда все стихнет, и пойдем смотреть.
— А если это опасно?
— Когда это тебя останавливало, а, Дом?
***
Ладвиг и Эдвин неслись сквозь заснеженный лес. Над головами вилось причудливыми небесными змеями сияние — прекрасное само по себе, если не слышать стоны древних духов, жалобные стенания, разливавшиеся по всему небу и выворачивавшие душу наизнанку. Мужчины неслись вперед, туда, где на снегу теплились следы, где с разодранной шеей лежал обычный медведь, ничем не заслуживший жестокой смерти. Из хребта торчало несколько пушистых стрел. Ладвиг подошел к зверю и внимательно изучил раны. Нанесенные яростно, почти бездумно, они словно отпечатались на его собственной коже. Эдвин посторонился, но взгляд его буквально прикипел к истерзанному зверю и к другу, на плечи которого словно в один миг упала целая скала.
— Ты же еще не рассказал ей?
— Тут становится опасно, — поцокал языком Ладвиг. — И она не склонна верить.
— Увидит — поверит, — хмыкнул Эдвин. — У нас нет времени, ты предложил рисковую затею, так что либо иди до конца, либо сдайся сейчас.
— Я знаю, — рыкнул Ладвиг.
— Или ты хочешь, чтобы у вас все было полюбовно? Не надейся, считай, ты оказываешь ей услугу. И всему миру, потому что от этой женщины одни неприятности. Стоило ей появиться, и у нас сразу все пошло по…
— Эд! — рявкнул князь. Эдвин опустил голову, скрежетнул зубами, сдерживая ответный рык. — Не ставь под вопрос мои решения. Я займусь этим, когда вернусь. Сейчас мы ищем того, кто убил медведя. Все остальное — потом.
— Как скажешь, старый друг.
***
Сияние в небе исчезло также неожиданно, как и появилось, но шторы на всякий случай оставили задернутыми. Куно успел сделать пару набросков из окна своей лаборатории, недавно выделенной ему Ладвигом, после чего они с Доминикой развели огонь в камине и сидели, слушая потрескивание дров, иногда перекидываясь шутками, как в старые добрые времена.
Ладвиг выделил Куно небольшую башню в самом дальнем, нежилом крыле замка. «В соответствии с требованиями пожарной безопасности», — сказал дворецкий. Фактически, лаборатория занимала один этаж, а еще три были отведены под склад всякого барахла: там была мебель, проеденные молью шторы, картины, посуда. Что-то Ладвиг отправил туда пылиться, чтоб головорезы не добрались, а что-то — просто чтобы не тревожить память. Наверху, под самой крышей, была голубятня. «Гадские птички», как их называл Куно, курлычили день и ночь, а гадили как будто все разом и вместо помета у них были артиллерийские снаряды — иначе юноша не мог объяснить стоявший на верхнем этаже грохот. Естественно, за птицами никто не прибирал, и как они не подохли — неизвестно, но брать на себя роль феи чистоты Куно отказывался. Лаборатория вызывала в нем смешанные чувства. С одной стороны, он всегда хотел собственное рабочее пространство, в котором он сможет ставить опыты, проводить эксперименты и не следовать дресс-коду. С другой стороны, дорога к лаборатории была терниста, проходила через завалы хлама, неосвещенные лестницы, да и кухня была далековато.
Несмотря на постоянные жалобы, Куно с любовью начал приводить рабочее место в порядок. Из своего бездонного ящичка он достал книги, фиалы, банки, декантеры и перегонный аппарат. Он даже успел (с разрешения Ладвига) совершить набег на княжескую оранжерею, чтоб нарвать себе необходимых трав для работы, а еще — пару букетов просто для красоты. Доминика не сомневалась, что скоро в своем стремлении к уюту Куно так разгуляется, что не заметит, как голубятня тоже начнет сиять чистотой.