В корнях, свернувшись калачиком, спал человек. Выпавший за ночь снег укрывал его, как саван, но человек словно не чувствовал холода и продолжал спать мирным сном младенца. На его губах играла довольная умиротворенная улыбка. Одного его вида было достаточно, чтобы Ладвига всего перекосило. Он в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и, схватив человека за ворот, дернул вверх, вырывая из объятий сна.
— Что ты натворил?! — рычал он. Эдвин стоял поодаль, неверящим взглядом осматривая древо. В последний раз, когда он видел его, оно было еще целым, хоть и успело истончиться. Это было много лет назад, когда ошибка Ладвига стоила Эдвину всего.
Человек распахнул глаза — это был обычный мужчина, не охотник и не браконьер, а из тех бедняков, кто ходят в лес с силками, одалживаются у соседей и радуются каждой крохе. При виде князя он закричал. Огромная тень скрыла его под собой, охватывая ужасом.
Звонкая пощечина обрубила его вопль. Мужчина запрокинул голову, тяжело дыша. Ладвиг встряхнул его еще раз, как тряпичную куклу.
— Что ты сделал? Зачем? — повторил он, цедя каждое слово.
— Я хотел как лучше, — выдавил мужчина. — Он сказал, что освободит нас всех. Весь Север. Поможет нам исполнить пророчество и унаследовать весь мир, как завещали великие духи, — в его глазах стоял безумный блеск, губы растянулись в улыбке. — Князь, ты видел знамение. Северное сияние исполосовало небо уже дважды. Осталось три, и мы все будем свободны, как и обещали духи.
— Мы будем беззащитны! — рыкнул Эдвин. Ладвиг с силой оттолкнул преступника, тот повалился в снег, не сводя глаз со своего князя. В его взгляде плескалось обожание и пугающая готовность принять заслуженное наказание.
— Кто такой «он»? — спросил князь, занося руку.
— Он приходит в самый черный час, в час нужды, — ответил человек. — Он говорил со мной во снах. Он говорил бы и с тобой, но ты не слушаешь. Я пришел, чтобы передать его послание.
В его руках блеснул нож. Ладвиг взмахнул рукой, чтобы защититься, но преступник точным движением вонзил лезвие себе в живот и, испустив сдавленный крик, повалился на землю. Ладвиг отступил назад, непонимающе глядя на эту картину. Лес наполнился скорбным воем ветра, волков, рыскавших в поисках добычи, заухали совы. Из-под рухнувшего на снег тела в разные стороны, как змеи, поползли тени. Вытянулись в разные стороны, встали в полный рост в защитном полумраке деревьев и побежали прочь.
— У нас проблемы похлеще Ост-Гаэльских солдат, — констатировал Эдвин.
— Надо собрать кланы раньше солнцестояния, — только и отозвался Ладвиг. Это было плохо. Торопить события еще никому не шло на пользу.
***
«У нас гости!» — радостно возвестила Васса. Доминика оторвалась от своих записей, чтобы удивленно взглянуть на правдовидицу, но та уже скрылась и на всех порах летела к лаборатории чародея, выкрикивая его имя так, что эхо разносилось по всем горам.
Принцесса окинула взглядом свой блокнот. На тонких страницах застыли все ее наблюдения и заметки о северянах, их странной культуре. Поля пестрили знаками вопросов, многократно обведенными, как будто в наслоении линий должен был рано или поздно открыться ответ. Между страниц лежало письмо королю Луису. Письмо, полное едкой издевки, насмешки и желчи, которое Доминика планировала отправить весной, но составила уже сейчас, чтобы не забывать о своей цели. Но чем дольше она сверлила взглядом тонкий лист, тем больше сомневалась — северяне настойчиво ограждали Доминику от своих тайн, ничего не рассказывали, не позволяли задать лишнего вопроса, а Доминика терялась в догадках и накатывавшей на нее тревоге.
Она спрятала блокнот в карманы платья и направилась вслед за Вассой к лаборатории чародея. Там их уже поджидал гость. Куно по такому случаю даже прибрался, заварил чай и постелил на рабочий стол цветастую скатерть, которая тут же побелела от облаков пудры, сыпавшихся с головы нежданного гостя при каждом движении.
— Господин Ланс? — удивленно вскинула брови Доминика. — Не ожидала встретиться с вами вновь так скоро.
Торговец почтенно поклонился принцессе. Васса сидела рядом с ним в новехоньком платье, чуть усовершенствованном Куно.
— Признаюсь, меня так впечатлили истории о чародее, что я не смог устоять и решил взглянуть на юношу своими глазами, — усмехнулся Ланс. — К тому же, мне было любопытно, как принцессе по вкусу мой скромный подарок.
— Подарок? — выпучила глаза Васса.
— Да, я решил, что ученая дама не откажется от легкой книги для чтения по вечерам. К тому же, в «Сказаниях Севера» столько полезного, чтобы лучше познакомиться с этими краями, — усмехнулся старик, потягивая чай. Васса бросила на него пылающий недовольством взгляд, но ничего не сказала. — Я также принес кое-что еще для вас.
На стол лег увесистый мешок из шелковой ткани. В очертаниях складок угадывались несколько толстенных книг. Глаза Куно загорелись любопытством.
— Готов поспорить, на Юге подобные книги держатся под строжайшим запретом, какое счастье, что здесь все не так жестоко и за стремление к знаниям никого не наказывают. Да, Васса? — ухмыльнулся Ланс. Девушка кивнула. Ее молчаливость заставила Доминику нахмуриться. — Но сперва я должен убедиться, что отдаю книги в достойные руки. Покажите, что умеете, молодой человек.
Куно охотно кивнул и соткал несколько иллюзий. Затем превратил чашки в красивую глиняную вазу, поставил в нее сухоцветы и заставил их ожить. Лепестки налились влагой и цветом, бутоны раскрылись весенней нежностью, так что даже Васса довольно зааплодировала. А вот Ланс разочарованно причмокнул губами.
— И это все? — он притянул книги поближе к себе. Куно потер ладони и направил их под линзу, стоявшую у окна. Вогнутое стекло собирало свет и направляло на металлическую пластину концентрированным лучом, чтобы чародей мог подпитывать свои силы время от времени.
В свете солнца и Луны были силы, которые могли черпать чародеи. На юге недостатка в солнце не было, а вот в Бернберге Куно готов был пить его свет, сохранять его какими угодно способами, лишь бы не чувствовать слабость без его мощи. Конечно, можно было напитаться огнем, но его разрушительный и неспокойный нрав был немногим по вкусу: пламя впивалось в кожу, оставляло раны, обжигало нервы, давало быстрый импульс чистой энергии, но почти половина полученных сил уходила на то, чтоб не дать огню уничтожить хрупкое человеческое тело. Свет Солнца и Луны сравнивали с объятиями: Солнце было похоже на веселого отца, который щедро одаривает подарками, а Луна — на чуткую мать, что успокоит и утешит вдали от посторонних глаз. Куно было сложно сказать, насколько точным было такое сравнение. Солнечный свет для него был как крепкий кофе с сахаром: он придавал сил, распахивал глаза, его энергии хватало на сильные чары, на превращения и искусные иллюзии, что обманывали глаза, а вот лунный свет был похож на ликер с полынью — его нужно было долго цедить и смаковать, но он идеально подходил, чтобы ткать сложные чары, что обманут не только глаза, но и слух, вкус, сами чувства.
Огонь же давал власть над всем, но лишь на короткое время. Овладеть им полностью было невозможно, он опьянял силой, но забирал взамен часть тебя. Многие военные чародеи буквально питались им, и пламя постепенно выжигало из них жизнь. В начале обучения всех будущих чародеев приводили в казармы, чтобы взглянуть на прикованных к кроватям «Сгоревших». Одни смотрели в потолок, другие — метались в агонии, солнечного света им уже не хватало, чтобы поддерживать в себе жизнь. Но, несмотря на этот жуткий пример и высокую смертность, «Сгоревших» меньше не становилось. Это была участь большинства боевых магов: они либо погибали на поле брани, либо сгорали заживо в душных казармах среди себе подобных. Куно радовался, что Калисса в свое время замолвила за него словечко, и мальчика забрали на обучение для придворных магов. Он был вхож в женские покои, умел разглаживать морщины, исправлять платья, наносить благородным дамам макияж и готовил настои ото всех видов мигрени. В этом у него был настоящий талант. Обычно придворные маги были глазами и ушами своих хозяев, но Куно не хватало для этого внимательности, да и язык был как помело. А может, он специально делал все, чтобы напомаженные фрейлины не могли использовать его в своих играх.