Подготовиться к осаде было верным решением. Монте-Маджи быстро восстановили, но Ладвиг приказал оставить магов в Бернберге, а поселение немного расширить, чтобы разместить там войска, присланные другими княжескими домами. Уже прибыли воительницы из Долины, несколько отрядов из Норпешта, прибывала оставшаяся часть армии Гряды. Там же разместил своих людей Кайрис. Ладвиг приказал Эдвину подготовить бойцов гряды и тренировать их вместе с чародейскими солдатами. Сперва дело шло не очень гладко, люди и маги друг другу не доверяли, но после того, как южане начали обстреливать Бернберг из катапульт и перебрасывать через городские стены бурдюки с горящим маслом, бывшие враги нет-нет, да и сработались. Надо было отдать должное, Эдвин быстро понял, как они могут усилить друг друга, и уже через несколько дней у него получился мощный авангард, который даже несмотря на скромное количество мог перевесить своим потенциалом три сотни вооруженных воинов.
Основная часть чародеев осталась в городе. Они помогали восстанавливать разрушенные после обстрелов дома, лечили раненых, продолжали выращивать продукты в защищенных теплицах. Благодаря ним можно было сказать, что Бернберг находился в хороших условиях. У них была еда, вода, а благодаря целителям пока еще получалось сдерживать эпидемии, которые неизменно следуют за осадами.
Шпионы сновали день и ночь, изучая движения южан. Ладвиг и Эдвин периодически сами отправлялись в леса, чтобы предотвратить заход южан с флангов. Они устанавливали ловушки, рыли ямы и ставили капканы, где непривыкшие к снегам солдаты то и дело оставляли руки, ноги и головы.
Так прошел почти месяц. Хотя зима перевалила за середину, не казалось, что она вообще планирует заканчиваться. Сперва Доминика думала, что каждый день наполнен событиями: то южане пытались выбить городские ворота, то обстреливали город из катапульт, то обманным маневром пытались выманить защитников из города. Доминика жадно следила за всеми новостями, и от имени каждого погибшего и пострадавшего ее сердце сжималось до невыносимой боли, а затем начинало биться раненной птицей. Она навещала каждую пострадавшую семью, чтобы принести соболезнования и разделить их горе. Целыми днями она наравне со служанками раздавала горячую еду то на площади, то во дворе замка, и, заглядывая в глаза каждому, обещала, что скоро все закончится.
Но закончились только силы искренне оплакивать каждого. Вскоре павшие стали лишь числом, следовавшим за количеством разгромленных и восстановленных домов. Доминика слушала эти сводки каждое утро в кабинете Ладвига, после чего князь отправлялся на очередной совет в компании Куно, Эдвина и вернувшихся князей, а Доминике находили очередное занятие, чтобы она помогала людям и успокаивала народ. Она знала, что эта работа была не менее важной, она знала, что Ладвиг прекрасно справляется и без нее, но как же ее все злило. Ее пытались мягко отвадить от участия в советах и решения военных вопросов. Если она пыталась протестовать, то в ход шла избитая фраза: «Подумай о ребенке» и пристальный взгляд на ее живот. Эта аргументация злила ее еще больше. Словно маленькая жизнь, еще никак не проявившая себя жизнь, вдруг затмила ее собственную. Ребенок никак не подтверждал и не опровергал это заявление, так что злиться на него Доминика не могла, а срываться на окружающих не смела. Просто глотала обиды и, вспоминая все уроки Калиссы, старалась вникнуть в дела двора, от которых ее держали подальше. И все же, сколько бы ей теперь с улыбкой ни говорили, что она больше не одна, Доминика еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько одинокой.
Возможно, именно это одиночество в конце концов привело ее в утренний час к покоям Эдвина. Живущий под личиной брата, Эд каждый день занимался войсками. Солдаты не только не заподозрили подмены, они даже заобожали предводителя, хотя прежде относились к нему с опаской. Он был уверен, хладнокровен, требователен и справедлив. Но стоило ему оказаться вдали от посторонних глаз, как его начинала сжигать злость. Она отравляла его кровь, пускала по венам едкий стыд. Хотелось взять осколок зеркала и срезать созданные Куно чары, достать собственное лицо из-под маски брата, но в следующую же секунду он останавливался. Ему нравилась власть. Ему нравилось командовать. И даже получать пропитанные обожанием письма из дома, которые составляли жившие под одной крышей дети его брата, ему нравилось. И от этого становилось еще паршивее.
Доминика застала его сидящим неподвижно перед догорающим камином. Он даже не обернулся на звук ее шагов, только сказал:
— Должно быть, совсем дело плохо, раз ты решила поболтать со мной по душам.
— Просто хочу поговорить.
— Ах, да. Дружеские беседы у нас с тобой общее увлечение, и как я мог забыть? Желаешь обсудить погоду или рюшечки?
— А у тебя, я смотрю, очередь из желающих пообщаться под дверью стоит, — хмыкнула Доминика. — Ну так я встану в конец и номерочек возьму, если нужно.
— Кончай паясничать, — фыркнул мужчина и махнул рукой на соседний стул. Как гостеприимный хозяин, Эд положил на сиденье пару подушек и еще одну под спину. Доминика нахмурилась.
— Я беременная, а не немощная.
— Так всяко приятней, чем жопой занозы цеплять, — отрезал Эдвин и повернулся к огню. — Даю руку на отсечение, в твоей голове засела какая-то «гениальная» идея, которую ты почему-то не можешь обсудить ни с Ладвигом, ни с чародеем. А я теперь единственный, кто, по логике, должен тебя остановить.
— Вроде того, — вздохнула принцесса, устраиваясь на стуле.
Несколько минут они сидели молча, то и дело поглядывая друг на друга, будто издалека.
— Ну… — Эд взглядом пытался нашарить достойную тему для разговора.
— Какие новости из совета? Скоро планируют наступление?
— А я наивно полагал, что ты будешь трещать о радостях материнства.
— Меня тошнит. Во всех смыслах и постоянно, — процедила девушка. — Почему-то об этом никого не предупреждают, а от меня теперь все ждут, что я буду пританцовывать, вышивать одеяльца и сочинять колыбельные. Знаешь, сколько детских одеял, пинеток и шапочек мне уже подарили…?
— Я слыхал, что беременность меняет женщин. Но я рад, что твой отвратительный характер все еще при тебе, — хохотнул Эдвин. — Хоть кто-то из вас двоих не превратился в наседку с яйцами.
— Ладвиг пытался сам сделать колыбель, — устало потерла лоб Доминика. — Пришлось в ночи отдавать это недоразумение мастерам, чтобы они к утру сделали что-то нормальное.
— Возможно, поэтому Ладвиг и пытается тебя защитить от всех военных собраний, — подытожил Эдвин. — Ты делаешь все по-своему, а он сейчас изо всех сил пытается доказать князьям, что ты не пересылаешь тайную информацию королю.
Она со стоном откинулась на спинку стула и потерла переносицу. Как же это все надоело. Хотелось просто щелкнуть пальцами, и чтобы все это прекратилось. Чтобы чужая армия обернулась в пыль или просто вернулась восвяси. Жаль, чародеи так и не добрались до таких заклинаний. Хотя… Доминика снова повернулась к Эдвину и спросила:
— Ты тоже думаешь о демоне?
Имя Дария старались не произносить вслух. Он теперь стал «духом», «демоном», «этим». Все прекрасно понимали, о ком речь.
— Постоянно.
Эд набрал полную грудь воздуха, чтобы сказать, что Дарий бродит по его мыслям, словно призрак. Что Эдвин в своих грезах каждый раз приказывает демону призвать многотысячную армию, сделать его князем Гряды. И что он всякий раз до крови прикусывает себе язык, когда с него готово сорваться проклятое имя.
Он взглянул в глаза Доминике и понял, что она знает.
— Я тут слыхал, что женушка Фредерика сбежала вместе с младшим ребенком.
— На Гряду? — со светским любопытством поинтересовалась Доминика.
— Кто знает. Надеюсь, теперь она научилась как следует заметать следы.
***
Дарий занимал мысли Куно. Если раньше чародей опасался его, с замиранием сердца ждал, когда древний дух явится за своей силой, и одновременно боялся и ждал этого дня, то теперь юноша буквально стал одержим им. Он прокручивал в памяти каждую секунду разговора с ним, каждое движение его силы, пытаясь понять, что его кормит, что делает сильнее, а что способно ослабить. Он снова и снова обсуждал это с приехавшими с юга магистрами, которые теперь только и были заняты тем, что разрабатывали новые защитные чары, чтобы предотвратить масштабные разрушения города после очередного обстрела. К сожалению, южане были хороши в изобретении новых чар, но с трудом могли взаимодействовать с чем-то древним. Они словно никак не могли поверить в существование чего-то настолько могущественного, пусть даже им пришлось столкнуться с этой силой лицом к лицу.