— Слишком молодая, чтобы быть опасной. Южане ее переоценили, но, возможно, именно такой свежей крови и не хватает северу, — довольно кивнула Авериа. — Как Ладвиг с ней обходится?
— Позволил копаться в государственных делах, — неопределенно пожал плечами мужчина. — Вроде, она не жалуется.
— Ей нельзя попасть в руки Ирвина, мальчик, — серьезно проговорила княгиня. — Его жадность теряет всякие границы. А с такой девушкой, с ее знаниями, Ирвин станет серьезной проблемой.
— То есть пока он не проблема?
— Пока что он — заноза в заднице, — отчеканила женщина. — И делает все, чтобы его недооценили. Не дайте ему обмануть вас.
— Свою голову я всем остальным не приделаю, — раздраженно проговорил Эд. — Но за предупреждение спасибо.
— Ты знаешь, что я пришла не за этим, — тяжело вздохнула княгиня, отбрасывая назад седые волосы. — Эдвин, я знаю, что ты поставил на княжении крест, но то, что сделал Ирвин, не отменяет твоего права на правление. В тебе столько же княжеской крови, сколько и в нем. Ты все еще можешь, обязан, бросить ему вызов. Гряда воет от голода, люди умирают от болезней, и Ирвин ничего с этим не делает. Только вербует больше солдат в дружину, но что толку от голодной и босой армии?
— Зачем ему армия? — вскинул брови Эдвин. — С кем он собрался воевать?
Авериа лишь устало развела руками.
— Подумай, вариантов масса. Но с кем бы он ни планировал войну, это не усилит Север, а лишь погрузит его в хаос. Его нужно остановить.
— И оставить Гряду без правителя.
— Ты все еще можешь стать правителем Гряды, Эдвин, — с нажимом проговорила княгиня. — Только скажи, и мои воительницы встанут на твою сторону.
— И это, по-вашему, не погрузит Север в хаос?
— Не больше, чем бессмысленная война, которая может разлиться по княжествам, как лесной пожар. Ирвин точит зуб на Бернберг, и он попытается получить его любой ценой, — сказала она еще тише. Затем подошла к Эдвину и слегка коснулась его щеки. — Ты возмужал, и все же ты так похож на мою милую Ингрид.
Имя матери резануло по памяти, как старая ржавая пила. Эдвин поморщился, но все же вымучил благодарную улыбку.
— Спасибо за предупреждение, я должен отдать пару распоряжений, — кивнул он.
— Обещай подумать над моим предложением, — попросила Авериа.
Эдвин поцеловал ее руки и почтительно поклонился. Затем придержал дверь, выпуская княгиню вперед.
10.
«Самой важной чертой придворного, и вообще светского человека, является чувство такта. Даже в ситуации скандала или вооруженного конфликта представители сторон-участниц должны помнить о взаимном уважении и не отказываться ни от одной встречи на мирной почве и других проявлений вежливости, будь то даже поздравление друг друга со свадьбой или рождением наследника», — Калисса обожала наставлять таким образом южных фрейлин, которые могли месяцами вспоминать друг другу стащенный из-под носа кекс или украденную идею наряда. Южанки были особыми мастерицами в соблюдении видимости приличий: на лицах их, несмотря ни на что, были милейшие улыбки, а между слов сквозили пожелания скорейшей мучительной смерти. К недоумению Доминики, Калисса была довольна. Она говорила, что даже подобной видимости достаточно, чтобы двор не погрузился в кромешный хаос.
Видимо, того же мнения придерживались и северяне. Князья собрались в главном холле, одетые в торжественные наряды с символами своих родов. Что бы ни происходило между ними несколько часов назад — все были подчеркнуто вежливы, улыбались, кивали, окидывали друг друга оценивающими взглядами. Княгиня Авериа быстро заняла место подле Элизабетты и с мягкой улыбкой делилась с ней женской мудростью. Эдвин и князья Оннады стояли в углу, подпирая стену, а Фредерик расхаживал по залу, пытаясь ненавязчиво избежать общества Ирвина Ортира. Доминика и Куно спустились к гостям, и все взгляды мгновенно устремились к ним. Почти как дома, только в их глазах не было желания убить молодых людей как можно скорее.
Ладвиг подошел к Доминике и протянул ей согнутую в локте руку.
— Окажи мне честь, — Куно с готовностью отступил.
— Не лучше ли нам разделиться, чтоб на время маршрута к площадке…, — она не успела договорить, Ладвиг приблизился к ней вплотную и, практически прижавшись губами к шее, прошептал:
— Принцесса, время политики настанет завтра утром, а сейчас — время бала, — сказал он и подмигнул ей. Она непонимающе посмотрела на него, но все же согласилась. В его словах как будто был тайный шифр, который она никак не могла разобрать.
Как только она коснулась его руки, перед глазами вспыхнули воспоминания о его прикосновениях, жгучих, страстных, о его затуманенном желанием взгляде. Щеки Доминики вспыхнули румянцем, а в следующую секунду замок погрузился во тьму. По холлу пронесся удивленный возглас, гости принялись собираться в тесный круг. То тут, то там вспыхивали огни глаз. Два желтых круга мелькнули прямо перед Доминику, а в следующую секунду ее ладони коснулось что-то шуршащее. Доминика сжала пальцы, и глаза тут же исчезли. Раздался щелчок пальцев — и в воздухе разлилось голубоватое свечение. Оно выхватило из темноты силуэты столпившихся костей и Куно, одиноко стоявшего в центре зала. Свет начал сворачиваться в парящие огоньки, они пульсировали и перемещались, как маленькие медузы, принесенные к берегу поздним летом. Куно направлял их своими руками, а они послушно устремлялись к гостям и дальше, помечая путь. Двери распахнулись, и гости увидели, что весь двор и уходящая с него тропа освещена такими же фонариками. Княгиня Авериа восхищенно зааплодировала, Элизабетта и Васса повторили за ней, а следом неохотно захлопали в ладоши и мужчины. Куно размашисто поклонился.
— Дамы и господа, пора отправляться на празднество. Народ уже ждет.
Ладвиг протянул руку и крепко сжал ладонь Доминики. Принцесса оглянулась — позади нее начали выстраиваться пары: Карстан под руку с Аверией, Фредерик с Элизабеттой, позади них шли Сиршен и Ирвин, за ними слуги. Замыкали процессию Эдвин и Васса. На лицах гостей было радостное предвкушение, как будто это не им предстояло стать свидетелями поединка, который решит судьбу Севера. Только Эдвин был мрачнее тучи. Сейчас Доминика чувствовала к нему чуть ли не… понимание.
Процессия двинулась вперед, по освещенной светильниками Куно дороге. Чародей то и дело совершал пассы руками, подгоняя огоньки вперед. Под ногами серебрится и похрустывал снег, изо рта вырывались клубы пара, но холода Доминика не чувствовала. Она словно замерла в собственном теле и позволяла вести себя все дальше и дальше, за ворота замка, под кроны деревьев, где переплетение веток сформировало туннель.
Посередине пути князь перехватил ее руку, накрывая ладонь своей. Доминика удивленно посмотрела на его пальцы.
— Ты замерзла, — произнес князь, скосив глаза на нее.
— Наверное.
— Я не хочу чувствовать себя виноватым за то, что исполнил твое желание, — заговорил он, понизив голос.
— Тогда не извиняйся.
— И в мыслях не было.
— Правильно, сейчас тебе стоит думать о другом, — кивнула Доминика. Ладвиг чуть повернул голову, впился взглядом в ее равнодушный профиль, пытаясь разобраться, действительно ли она так спокойно и все нормально, или его ждут адские пытки и очередные ножи в спину. Доминика не выглядела как человек, готовый устроить сцену, но не стоило недооценивать разъяренную женщину. Такие были способны на куда более изощренные методы. А Ладвигу не хотелось, чтобы она ему мстила.
За то время, что он обдумывал свой план, он успел неплохо ее изучить: одинокую, самонадеянную принцессу, которая даже о других знала больше, чем о себе. Она могла по кивку головы сказать, настроен ли человек на переговоры или тянет время, но даже не догадывалась, что от смущения у нее вся шея покрывается алыми пятнами. Она делала вид, что ее ничто не может тронуть или впечатлить, но удивлялась каждому новому прикосновению во время поцелуя. Она вела себя как умудренная опытом и раскрепощенная, но от малейшего касания к коже ее пробирала дрожь. Ладвигу это нравилось. Он слишком часто ловил себя на мыслях о юной принцессе. Хотелось одновременно показать ей, какой он ее видит, вовсе не такой угрюмой и коварной, какой она хочет казаться. И при этом хотелось ее защитить. Но принцесса бескомпромиссно делала вид, что ей ничего не нужно. Ладвиг усмехнулся собственным мыслям.