Лина жалела, что Эффи так любит поспать по утрам. Вчера вечером Лина так устала и растерялась, что даже не смогла ничего объяснить Эффи, а бабушка с дедушкой вообще не стали ничего обсуждать.
Эффи спросила у Бапи, почему у него пластырь на щеке, но Бапи только отмахнулся и что-то сказал по-гречески. Теперь Лина мечтала поскорее рассказать сестре все как есть и по крайней мере получить фирменный трезвый взгляд Эффи на ситуацию, пусть даже выслушивать это будет для нее мучительно. Потом она все расскажет бабушке, а бабушка объяснит Бапи, что случилось. Так будет лучше. Но Эффи еще спала.
После завтрака Лина пошла наверх и сложила свои рисовальные принадлежности. Рутина всегда помогала ей упорядочить мысли. Она выглянула в окно в то время, когда Костас обычно проходил мимо и останавливался у кафе дальше по улице, прежде чем свернуть под гору в кузницу, но сегодня он этого не сделал. Еще бы.
Лина вышла из дома и решила спуститься к морю. Солнце, отражавшееся от белых стен, било ей в глаза и ярко освещало изнутри весь мозг, все его пыльные заброшенные уголки.
Лина двинулась к дому Костаса. Из-за наклона тротуара дом стоял так, что, если случайно споткнуться и упасть у входа, а дверь случайно будет открыта, докатишься до самой гостиной.
Она медленно прошла мимо. Никаких признаков жизни. Двинувшись дальше вниз по склону, Лина направилась туда, где, по ее мнению, стояла кузница. Может быть, она пройдет мимо него. Может быть, сможет поговорить с ним или по крайней мере передать выражением лица, что она понимает, с какой страшной силой все пошло наперекосяк.
Она его не увидела. Пошла дальше. И без особого рвения поставила этюдник в тени любимой церкви. Достала уголь, чтобы построить рисунок колокольни. Рука двигалась вяло, мысли уносились прочь. Она отложила уголь. Сегодня ей для разнообразия совершенно не хотелось уделять все внимание самой себе. Она собрала остальные вещи и двинулась обратно в гору. Может быть, удастся на этот раз пройти мимо Костаса. Может быть, она пригласит Эффи сходить по магазинам – Эффи никогда не отказывается – и купить идиотскую салатницу из оливкового дерева, какие делают специально для туристов. Может быть, найдет способ объяснить бабушке, как все было на самом деле.
В любой бочке дегтя есть ложка меда, сказала она себе. Костас больше не будет ей надоедать. Только сегодня этот мед не показался ей особенно сладким.
Карма!
Мы ходили в поход через вулканическую равнину. Она называется Трес Виргенес – три девицы. Жаль, не Куаттро Виргенес – это были бы как раз мы. Честное слово, я чуяла там запах дыма, хотя наш проводник говорил, что вулканы неактивны с прошлого века.
Потом мы двинулись на юг по каньонам, чтобы посмотреть древнюю индейскую наскальную живопись. Сначала там сцены охоты, а потом – одно за другим – изображения огромных таких пенисов. Мы с Дианой так хохотали, что сели на землю и не могли встать. Тренеры, которые поехали с нами, тормошили нас, чтобы мы шли дальше. Было дико смешно. Жалко, что тебя здесь нет.
О, безумные наслаждения Баия-Консепсьон.
С любовью,
Би
Прежде чем судить человека, пройди милю в его башмаках. Тогда ты будешь судить в миле от него и к тому же в его башмаках.
– Барбара, вы же знаете мою дочь Кристу, – сказала Лидия портнихе днем во вторник.
Криста вся сияла.
Лидия показала на Кармен.
– А это моя…
Она умолкла. Кармен понимала, что Лидия собирается с силами, чтобы сказать «падчерица», как Ал называл Кристу, но у нее не хватает духу.
– А это Кармен.
– Лидия – моя мачеха, – пояснила Кармен из чистой вредности.
Светлые волосы Барбары были идеально подстрижены колокольчиком. Зубы, когда она улыбалась, были словно белая стена. Большие и фальшивые, решила Кармен.
Барбара уставилась на Кармен. Волосы Кармен были неряшливо стянуты в узел на затылке. Красная майка промокла от пота.
– Это дочка Альберта? – с очевидным удивлением спросила Барбара и в ожидании подтверждения посмотрела не на Кармен, а на Лидию.
– Это дочка Альберта, – ответила Кармен за себя.
Барбара решила загладить неловкость. Ведь это Альберт за все платил.
– Видимо, вы… вы, должно быть, похожи на мать, – сказала она, как будто это было дипломатично.
– Так и есть, – подтвердила Кармен. – Моя мама – пуэрториканка. Она говорит с акцентом. И читает молитвы по четкам.