Я уверена, что сегодня та самая ночь. Что будет, я не знаю, но Штаны у меня, а это почти то же самое, что знать, что ты, Тиб и Кармен рядом, так что ничего плохого не может случиться.
Как я по всем вам соскучилась! Прошел уже месяц и почти три недели. Съешь там за меня кусочек спанакопиты, хорошо?[6]
Би
Бриджет забралась в спальный мешок в Штанах и футболке. У Штанов обнаружилось еще одно волшебное свойство: на такой жаре они не липли к телу и прекрасно продувались. А когда будет прохладнее, думала Бриджет, они, наверное, будут тесно облегать и греть.
Спать она, конечно, не могла. Да и просто лежать на месте. Ноги не желали успокаиваться. Конечно, вздумай она пройтись по лагерю, ее бы тут же поймали и водворили на место, даже не дав набедокурить как следует. Поэтому она пошла на мыс. Села там на камень, подвернула Штаны до колен и опустила ноги в воду. И вдруг пожалела, что у нее нет удочки.
Она вспомнила, как они с братом, когда были маленькие, ездили на восточный берег залива Чесапик. Ходили там рыбачить каждый день. Это, наверное, единственное, что брат соглашался делать на свежем воздухе. Каждый день он оставлял себе самую крупную добычу. Научился чистить и потрошить рыбу. А она каждый день выпускала весь улов обратно. И еще долго мучилась совестью, представляя себе, что у всех рыб в реке Уай теперь дырки в губах.
А маму на Чесапике Бриджет не помнила, хотя и знала, что она там была. Может быть, у мамы был очередной период упадка сил, когда она весь день лежала в постели, занавесив окна, чтобы свет не бил в глаза.
Бриджет зевнула. Лихорадочная энергия потихоньку покидала руки и ноги, сменяясь глубокой физической усталостью. Может быть, сегодня все-таки лучше просто поспать, а приключения отложить на завтра.
А можно прямо сейчас пойти к нему. Бриджет снова взяла сама себя на слабо. И не могла это так оставить. «Я мыслю, следовательно, я действую». В пятках снова зажужжало от возбуждения, отчего перетруженные икры свело судорогой.
Все огни погасли. Было уже довольно поздно. Бриджет посмотрела на свой спальный мешок, одиноко валявшийся на пляже. И на цыпочках прокралась обратно по скользким камням.
Ждет ли он ее? Наверное, рассвирепеет. Или капитулирует. Или и то и другое в каком-нибудь сочетании. Бриджет понимала, что торопит его. Она и себя саму торопила. Очень уж трудно было удержаться.
Она бесшумно, словно тень, скользнула в его дверь. Он не спал. Сидел в постели. Увидел ее и встал с кровати. Она соскочила с низкого крылечка и прошла мимо пальм к лесу, окаймлявшему пляж с одной стороны. Эрик двинулся за ней – в одних трусах, без футболки. Ему не обязательно было идти за ней.
Сердце ее мурлыкало. Она взяла Эрика за руку.
– Ты знал, что я приду? – спросила она.
В темноте она едва различала выражение его лица.
– Я не хотел, чтобы ты приходила, – ответил он. И надолго умолк. – Я надеялся, что ты придешь.
Обычно в романтических фантазиях Бриджет тщательно прорабатывала воображаемые декорации и то проматывала пленку вперед, то пересматривала, пересматривала, пересматривала один и тот же фрагмент много раз. К мучительной проблеме первого поцелуя Бриджет подходила в воображении снова и снова, изобретала все более совершенные способы. Но дальше она не заглядывала.
Она рассталась с Эриком уже давно и теперь лежала в спальном мешке. Дрожала. Глаза были мокрые от слез. Слезы так и капали. Слезы печали, неизвестности, любви. Так она плакала всегда, когда не могла справиться с наплывом чувств. Ей нужно было освободить внутри немного места. Она смотрела в небо. Сегодня оно было больше. Сегодня ее мысли взмывали в него, и, как заметила Диана, им не на что было натыкаться. Поэтому они текли и текли, пока все не стало казаться Бриджет нереальным. Даже сами мысли. Даже то, что она их думает.
Она льнула к Эрику, она хотела его, неуверенно, нагло и испуганно. В теле бушевала буря, и, когда эта буря разбушевалась слишком сильно, Бриджет покинула тело. И взмыла к вершинам пальм. Она так уже делала. Отправляла корабль в плавание без капитана.
Их близость была неизмеримо глубокой. И теперь это чувство осталось с ней – оно робко дожидалось, когда она займется им. А она не знала, что с ним делать. И загнала мысли подальше, свернула, будто бечевку от воздушного змея.
Она тщательно скатала спальный мешок и прокралась обратно в корпус. Легла на плоский голый матрас. Сегодня она не выпустит мысли дальше посеревших от непогоды дощатых стен.
Тибби!
Я чувствую себя полной идиоткой. Мне хватило тщеславия решить, будто Костас настолько влюблен в меня, что не справился с искушением шпионить за мной и подсмотреть, как я купаюсь в пруду. А потом я вернулась на то же место и увидела, как он там плавает. Да, голый. Он, наверное, купается там летом каждый день, а я, дура такая, вообразила, что это он меня преследует!