– Уйди, – велела Кармен совести. Она представила себе, как та трется возле нее, щекочет хвостом щеку.
Совесть требовала от Кармен внимания как раз тогда, когда Кармен была совсем не в настроении уделять ей внимание. Кошки всегда предпочитают тех, у кого на них аллергия.
Нет, она не возьмет ее на руки. Ни за что. Прогонит за дверь – и пусть она там мяукает, сколько хочет.
Тут перед мысленным взором Кармен предстала непрошеная картина – лицо отца за разбитым окном. Он не просто удивился. Ему было просто не переварить увиденное. Он был о Кармен лучшего мнения.
– Ладно, запрыгивай.
Совесть свернулась калачиком у Кармен на животе и устроилась там надолго.
Мечтай о том, чего хочешь.
Работай над тем, что тебе нужно.
– Нет, ты только представь себе!
Щеки у Эффи раскраснелись, ноги выплясывали на плиточном полу миниатюрный «Риверданс».
– Что? – Лина подняла голову от книги.
– Я его поцеловала!
– Кого?
– Официанта! – едва не завизжала Эффи.
– Официанта?
– Официанта! Боже мой! Целоваться с греками гораздо круче, чем с американцами! – объявила Эффи.
Лина не могла поверить сестре. И не могла поверить, что они с Эффи родились у одних и тех же мамы с папой. Очевидно, нет. Одна точно приемная. А поскольку Эффи похожа на обоих родителей как две капли воды, значит, приемная – Лина. Может, у Бапи был роман на стороне, и она его незаконная дочь. Может, на самом деле она родилась на Санторине.
– Эффи! Ты с ним целовалась? А как же Гевин? Ну он же твой парень вроде бы?
Эффи легкомысленно пожала плечами. Она была так счастлива, что это защищало ее от любых укоров со- вести.
– Ты же сама говорила, что от Гевина пахнет шкурками от бекона.
Это была правда.
– Но, Эффи, ты даже не знаешь, как его зовут! Ты что, так и называешь его в лицо – официант? Как-то это мерзко, нет?!
– Я знаю, как его зовут, – безмятежно ответила Эффи. – Андреас. Ему семнадцать.
– Семнадцать?! Эффи, тебе четырнадцать! – напомнила Лина. Даже ей самой было понятно, что она говорит как директриса какой-нибудь школы с очень строгими правилами.
– Ну и что? Костасу восемнадцать.
Тут щеки у Лины запылали с той же силой.
– Вообще-то я с Костасом не целовалась, – запинаясь, выговорила она.
– Ну и зря. – Эффи вышла за дверь.
Лина швырнула книгу на пол. Она все равно не могла толком читать. Слишком она была несчастна, слишком занята своими мыслями.
Эффи четырнадцать, а она перецеловала больше парней, чем Лина. Лина считалась в семье красавицей – но это у Эффи всегда был парень. Когда-нибудь Эффи станет веселой старушкой с большой счастливой семьей, ее будут окружать любящие родственники, а Лина – тощей чудаковатой старой девой, которую будут приглашать в гости только из жалости.
Она достала альбом и карандаши и решила набросать вид из окна. Но стоило ей поднести к бумаге толстый кусок угля, как оказалось, что пальцы не желают рисовать линию горизонта. А вместо него очертили контур щеки. Шею. Бровь. Челюсть. Намек на тень под челюстью.
Рука так и порхала. Лина рисовала гораздо свободнее обычного. Линия волос… вот. Ноздря… вот. Мочка уха… Она закрыла глаза, чтобы припомнить точную форму мочки его уха. Даже дышать перестала. И сердце остановилось. У нижнего края листа появились грубые очертания плеч. Теперь губы. Губы всегда самая трудная часть. Она закрыла глаза. Его губы…
Открыв глаза, она вообразила, что видит настоящего Костаса, что он стоит у нее прямо под окном. Потом сообразила, что это и правда настоящий Костас у нее под окном. Он смотрел вверх. Она смотрела вниз. Он видит ее? Видит, что она рисует?! Ой, только не это!
Сердце куда-то ухнуло и снова заколотилось. Прямо рвануло с места в карьер. В голове мелькнула мысль, как там сердце у лягушек, которые впадают в спячку, – не бьется ли оно летом в два раза чаще.
Девочки, которые вчера вечером были ее подругами, утром набросились на нее, словно стая стервятников.
– Ну что было-то? – желала знать Олли, которая с размаху уселась на кровать Бриджет, не успела та и глаза толком разлепить.
Диана одевалась. Она подошла, как только увидела, что Бриджет хотя бы отчасти проснулась.
К ее кровати подтянулись даже Эмили и Рози. Девочки, которые не желают рисковать, одновременно и любят, и ненавидят девочек, которые это делают.
Бриджет села. События прошлой ночи постепенно возвращались к ней. Во сне она на время снова стала вчерашней Бриджет.