— Ее величество приказала мне избавиться от вас, — сказал он так спокойно и буднично, словно сообщая, что погода сегодня хорошая.
Я похолодела. Горло будто залило жидкой штукатуркой, и с большим трудом и преодолением я выдавила из себя:
— За что?
Шеил поднялся и беззвучно подошел ко мне. На его резком худом лице играли тени, придавая ему суровый и жутковатый вид.
— Вот за это, — он помахал передо мной бумагами. — Почитай сама. Я тебя развяжу, и, пожалуйста, веди себя спокойно.
Я нервно хохотнула, словно пообещав этим железное спокойствие. Меня всю трясло и колотило, а в животе затягивались узлы.
Шеил снял веревки, и сунул мне в руки письма.
Я читала долго, вдумываясь в каждое слово, по несколько раз перечитывая отдельные моменты. Читала, и уплывала в пучины чувства нереальности происходящего.
Шеил терпеливо ждал, когда я закончу. Ждала Ксавьера — молча, напряженно, и с каким-то неожиданно умным лицом.
Освоив текст, я вернула капитану бумаги. Он сразу убрал их в конверт, а после — в глубокий внутренний карман своего кителя.
— Что скажешь, Альтея? — спросил он. — Мы с тобой еще верны королеве Лилиан?
5
Альтея Хэмвей.
Дворец поразил меня своими масштабами. Он был бесконечно огромным. Бесконечно просторные залы, бесконечно высокие потолки, бесконечно широкие окна и двери. Бесконечность пространства, воздуха и света. Широкие балконы с ажурными перилами, лестницы из белого мрамора, похожие на горные спуски, яркие витражи, наполненные солнцем. Фонтаны на каждом этаже. Море зелени и цветов в горшках и вазах; павлины, гуляющие по палисадникам и крытым внутренним садам. Не хватало лишь тихой фоновой музыки для ощущения вечного праздника и курорта. Вот вам и дикари.
Предоставленные апартаменты показались мне роскошнее тех, что остались у меня в замке Эрдли, в Тиладе. А уж с походными шатрами, постоялыми дворами, лесами и седлами — просто умопомрачительный контраст. Может, здесь я по-прежнему была пленницей, но мне очень хотелось чувствовать себя гостьей.
Особым счастьем было то, что я избавилась от перчаток. До своего пленения я не задумывалась о том, как чувствуют себя простолюдины. Какова она — жизнь без магии.
Прежде мне казалось, что я не оставлю на Ксавьере живого места в тот же миг, как освобожусь. Что отомщу за унижение, неуважение, за ее отвратительное, противоестественное превосходство. Но когда Шеил нашел в ее карманах ключ и снял с меня перчатки, я даже не вспомнила о злости на Ксавьеру. Мне уже было не до того. Содержание королевской переписки стало единственным, что занимало меня.
Вечером, впервые за последний месяц, я надела платье. Восхитительный наряд из тонкого нежно-голубого шелка, отделанный искусной серебряной вышивкой и мелким белым жемчугом. Платье показалось мне чересчур роскошным для повседневного, но Дария, служанка, которая его принесла, сказала, что оно для сегодняшнего приема у канцлера. Что ж, я посещу прием во дворце. Это значительно лучше, чем посещение борделя в Тольсене.
Дария долго металась по спальне, то поправляя букеты в вазах, то разглаживая покрывала и шторы, то стряхивая несуществующие пылинки со столешниц. На мой взгляд, все выглядело безупречно, но служанка считала иначе. Она оказалась веселой и словоохотливой, и, пользуясь этим, я стала расспрашивать ее о канцлере, знакомство с которым ожидало меня сегодня.
Владыка в Ниратане не наследует пост, а назначается Высоким советом сроком на семь лет. Тридцать благородных лордов и леди долго заседают, споря и распивая чай, и выбирают канцлера из числа представителей Первого рода — того, который у нас называют королевским. Избранник должен подходить по возрасту (от двадцати двух до шестидесяти двух лет), и не страдать никакими душевными болезнями. Иных ограничений нет.
— Но Риель вызвал много споров! — радостно хохотнула Дария, взбивая воздушные подушки на диване. — Ох, сколько чая и цукатов извели на заседании!
— Почему? — улыбнулась я.
Служанка игриво подкинула подушку, поймала ее, и подкинула вновь.
— Ну, он молод — это первое, — она зачем-то подмигнула мне. — По правилам можно избраться с двадцати двух, но самом деле обычно выбираю всяких дряхлых, скрипучих… Почтенных и мудрых! — она быстро прикрыла рот ладонью и засмеялась. — А ему тогда едва исполнилось двадцать пять. Высокий совет опасался, что народ не воспримет его всерьез. Но, знаете, госпожа, воспринял, еще как воспринял! Мне кажется, его не боятся только амбарные мыши…
Дария, вестимо, и сама не боялась, как те амбарные мыши. Трепета в ее смехе точно не слышалось.
— А что второе? — спросила я резковато. Разговор о правителе в непочтительном тоне царапал мне слух — мы в Тиладе не привыкли к такому. — Кроме возраста, чем Риель не угодил Высокому совету?
Горничная плюхнула подушку на диван, и сама плюхнулась сверху. Я скривилась. У нас ее бы выпороли на конюшне за подобное.
— У него не все в порядке со здоровьем, — поведала она радостно. — Из-за этого он не может магичить полноценно. Некоторые считают его слишком уязвимым и слабым для правителя.
Дария вновь хихикнула. Я не нашла в ее словах ничего смешного, и потому решила, что она скорбна головой.
— Наденьте серьги с аквамаринами, что я принесла, госпожа, — посоветовала она с улыбкой. — Они подойдут к платью и вашим глазам. Вы красивы, очень красивы…
Я последовала совету. Да, серьги подошли. Да, я красива.
— Во сколько прием? — спросила я, рассматривая себя в зеркале.
— Он уже начался, — захохотала Дария. — Пойдемте, я вас провожу.
Багровый южный закат погас, и в роскошном приемном зале зажгли бесчисленное множество свечей. В распахнутые окна влетал ветер с запахами сада, и пламя свечей тревожно танцевало. Угощения состояли, в основном, из ярких разноцветных сладостей, а публика — из ярких разноцветных пар. Все присутствующие, кроме обслуги, ходили по двое, а в общающихся группках непременным было четное число человек. Во всех странах есть абсурдные до неправдоподобия законы и традиции (кроме нашей, разумеется). Например, в Лааджуре благоденствует рабство. В Елайе магам запрещены интимные связи с кем-либо, кроме супругов. В Лавилии простолюдинам позволено получать хорошее образование и занимать высокие должности. В Фюнае поклоняются собакам. Но Ниратан с его делением людей на Старших и Младших, которые должны сопровождать друг друга — на вершине пьедестала абсурда. Нет, у вас восхитительный дворец и шикарные наряды, и ваши сладости весьма вкусны, я не спорю. Но от этого вы не перестаете быть варварами.
Ксавьера подошла со спины, напугав и разозлив меня. Явное отсутствие дружелюбия с моей стороны не смутило ее, и она, улыбнувшись, протянула мне бокал шампанского. Мне неприятно это признавать, но выглядела она ослепительно. Свой черный походный костюм она сменила на элегантное лиловое платье, собрала волосы в женственную прическу, и даже стала слегка напоминать леди. Мири, хвостиком следующая за ней, тоже была нарядна и хороша — я с трудом узнавала в ней служанку, которая подавала еду в лесу, чинила одежду и выносила горшок.
— Я бы сейчас выпила тэрна, — сказала Ксавьера с тихим вздохом. — Но здесь все такие достопочтимые, что приходится держать лицо… хотя бы в начале приема. Шампанское — это для детей и старух, а вот тэрн — сильная штука. Как-нибудь я тебя им угощу.
Нахалка возомнила, будто я буду пить с ней. Сколько же чудес в этом вечере! Ее общество было мне настолько не в радость, что я даже не стала скрывать это за привычно-светской маской. Я была бы рада компании Шеила, но канцлер счел его недостаточно значимой персоной для приглашения, и это, конечно, вполне справедливо.
Не притронувшись к шампанскому, я поставила бокал на поднос проскользнувшего лакея, а Ксавьера панибратски коснулась моего плеча, и указала куда-то в зал.
— Вот, кстати, и он, — сказала она с улыбкой. — Ты наверняка заждалась.
Я посмотрела туда, куда указала ее тонкая рука в драгоценных браслетах, и обомлела. Потому что такого красивого мужчины, как ниратанский канцлер, я не видела никогда в жизни — ни при дворе, ни в своих частых поездках, ни во снах и фантазиях.