Когда неторопливая река поздравляющих пересохла, произошло кое-что воистину благодатное — нас покормили. Обед был коротким и легким (а для королевской свадьбы — так просто убогим), и после него традиционные таинства продолжились. Особый ритуал, чтобы в новой семье было много детей. Особый ритуал для процветания и благополучия. Особый ритуал, по итогам которого ты приобретаешь мудрость предков, знающих все о счастливых браках. Особый ритуал против любовных соблазнов на стороне. Особый ритуал просто ради ритуала… Все смешалось в моей голове, внешняя суматоха оттеснила сознание, и я уже начала забывать, что, собственно говоря, сейчас происходит, и зачем я здесь, и зачем здесь все эти люди.
А еще требовалось непременно выйти на балкон со стороны города, и послушать счастливые вопли народа. Затем — на балкон со стороны моря, и послушать, как пушки палят в сумеречный дождливый горизонт. После этого мои верные тетушки переодели меня в платье умопомрачительной стоимости, в котором я из последних сил станцевала один танец с мужем на балу, и оставила публику развлекаться еще седмицу.
Этот день показался мне самым утомительным в жизни — дни топтания знойной ниратанской степи не шли с ним ни в какое сравнение — а закончился он довольно неожиданной первой брачной ночью. Неожиданность ночи заключалась в том, что провела я ее… с Ксавьерой.
Ксавьера Дионте.
Я проиграла пари. Пусть до крайности окольными путями, но наша фигуристая красотка-принцесса (ныне королева, кстати) затащила канцлера в постель. Об этом судачил весь двор, и это не было пустыми сплетнями. Какой я была бы безопасницей, если бы не отделяла сплетни от фактов? Сливочная куколка недобросовестно, но все-таки составила конкуренцию Триджане, и это означало, что надо мной нависли глобальные перемены. Честь и самолюбие обязали меня выполнить условие пари — даже вопреки желаниям победительницы. Глубокой мокрой осенью мы с Индрой прибыли в Лойдерин, дабы отдаться служению той, которая нас видеть и знать не хотела. Да, она не подпустила бы нас близко, но мы прибыли не просто так, а с важной информацией в рукаве, и телепорт, организованный Триджаной, обеспечил нам проход в святая святых — тиладские королевские покои.
В длинной холодной галерее — кишке гигантского каменного животного — мы встретили забавную процессию — кучку старых теток в белых мешковатых шмотках, возглавляемую молодой блондинкой в аналогичном наряде. У всех были распущенные волосы и раскрасневшиеся от пара купальни моськи, а на каждой моське, кроме той, что принадлежала блондинке — торжественное благоговение.
— Ой, а зачем они нарядились пододеяльниками?
Индра пихнула меня в бок, и ткнула в процессию пальцем с пакостным обгрызенным ногтем.
— Боги, какая же ты варварша, — простонала я, перекосившись. — Ты хуже меня, Индра, без обид.
Эта дурища даже не узнала королеву. Она ткнула в нее пальцем, вот обезьяна!
Тетки в свите раскудахтались, из ниоткуда вывалилась стража, но лапушка-Альтея всех заткнула и разогнала. Она, конечно, не была мне рада, но и того отвращения, к которому я готовилась, не выразила. Она вроде бы даже удивилась не слишком сильно, как будто я — такая хрень, которой не стоит и удивляться. Она выглядела уставшей, смиренной, преисполненной терпения, что неудивительно, ведь, чтобы пережить тиладскую свадьбу, запас терпения необходим колоссальный. Наверное, у нее просто не было сил на эмоции относительно меня.
Я поклонилась государыне, и отвесила коленом пинка под зад Индре, чтобы поклонилась тоже. Государыня небрежно махнула на нас рукой, давая понять, что ей не вперлись наши жалкие официальности. Под охи и стенания теток она покинула процессию, и вместо запланированной супружеской опочивальни направила стопы в идиотских мягких тапках с помпонами куда-то еще. Приняв молчаливое приглашение, мы с Младшей сопроводили ее в расписную слепящую спальню, где она незамедлительно скинула с себя белый пододеяльник, и облачилась в длинный бархатный пеньюар, атмосферно дополняющий помпезный интерьер. Ее готовность принять нас показалась неправдоподобной, но я быстро поняла, в чем здесь дело. Ей просто не хотелось отдаваться своей первой брачной ночи, и возможность отложить неприятную обязанность она расценила едва ли не как подарок. Мне стало жаль ее.
— Малыш Райли не доставит тебе хлопот, — сказала я как бы в утешение. — Он ненавязчивый.
Как по мне, канцлер промахнулся, отдав ей в мужья именно этого братца. Райлан мягкотел, ленив, не амбициозен; он будет неприметным, как ручной кролик. Она быстро забудет о нем.
Она уселась в кресло с ногами, брезгливо сбросив тапки, и я задала ей вопрос, занимавший меня — вопрос о Птенчике. Если она до сих пор не ведает о личине своего вампирского союзника, значит, Птенчик ей ничего не сказал. Почему? Я уже успела растолстеть от фюнайских сладостей, и снова похудеть по пути в Ниратан, а они здесь в одной поре застыли.
Она с полминуты смотрела на меня непонимающе, будучи не в силах вспомнить, о ком я толкую. Потом она вспомнила, и в удивлении развела в стороны брови.
— Я отослала его в город, — бросила она непринужденно. — Тем, кто был со мной в степи, не место рядом со мной в замке.
В огромном зеркале, упакованном в килограммы серебра и хрусталя, я узрела свою физиономию, и та выражала замешательство. Мельком отметив красоту изгиба бедер в тугих штанах, и то, как удачно сочетаются между собой сапоги и ремень, я осторожно спросила у государыни:
— Что?..
Она нетерпеливо закатила глаза, невыразительные без макияжа и иллюзий.
— Я королева, — твердо сообщила она, будто я не в курсе. — Я хочу, чтобы люди видели мое величие. Мне не нужны те, кто видел меня жалкой.
Я попыталась переглянуться с Индрой, но та упоенно пожирала орехи в глазури из вазочки на столе, и не обращала внимания на нас.
Что ж, Птенчик не сказал ей о вампире, потому что она не подпустила его к себе. Ей предпочтительнее подпустить к себе вампира. Тэя, пироженка ванильная, ты совсем не разбираешься в людях. Небось, и к своему Собранию Лордов относишься как к добродетельным мудрецам, и лизоблюдским поздравлениям знатных павлинов рада. Пропадешь ты здесь без меня. Тебе без поддерживающего локотка никак нельзя, и через пару минут, когда я поведаю, что канцлер зароманился с тобой по приказу хозяина, а хозяин пустил твою энергию на изощренное убийство твоего офицера (который, впрочем, до твоей энергии наверняка не дожил, если тебя это утешит) — вот тогда из друзей у тебя останемся только мы с Птенчиком, и тебе придется все-таки выучить его имя. И перевести обратно ко двору, ко мне под крыло, потому что негоже ему в городских полицаях прозябать. А мне негоже прозябать без чина и работы, так что ты уж будь любезна, запиши меня в свои безопасники. У тебя тут, в конце концов, разгуливают отравители монархинь, так что каждый верный безопасник уместен. А я буду верной — не потому, что ты мне нравишься, и не из-за дурацкого пари, а потому что у нас есть враг, и он общий.
Когда драма с руганью, слезами, поливанием помоями канцлера через транслятор и эффектным разбиванием транслятора на тысячи осколков завершилась, и выдохшаяся государыня заснула, мы с Индрой отправились в город на поиски Птенчика. Был поздний вечер, почти ночь, но мне не хотелось ждать утра. Необъяснимым образом я вдруг так соскучилась по нему, что не смогла бы ни уснуть, ни поесть, ни потеребить себе междуножье, не потеребив перед этим его крепкое устойчивое тельце и вечно взлохмаченную богатую шевелюру. Вообще-то, найти конкретного полицая в городе несложно — надо просто прийти в центральный штаб городской Службы безопасности и спросить, к какому участку он прикреплен, а в конкретном участке получить более подробную информацию. Сослуживцы радостно дали адрес казармы двум сексапильным штучкам, измочаленным дождями и ветрами недружелюбного осеннего Лойдерина, и около половины второго ночи мы привалились к жарко натопленной комнате с перегарным духом и затертым ковриком перед порогом. Птенчик — хмурый и помятый, явно разбуженный нами — порывисто распахнул дверь в ответ на стук, округлил на нас ошеломленные глазищи, и захлопнул дверь с глухим ударом бесцеремонности. Оставшись на коврике снаружи, я добродушно засмеялась. Индра растянула пасть в могучем зевке, и я увлекла ее за локоть прочь от порога.