А стражник в «погребе» спокойный такой. Ему в голову не приходит, что из Эрдли можно сбежать, он совсем не напрягается. Ну, очень скоро напряжется. Скоро все напрягутся, начиная с королевы.
Я так боялся встретить похотливую капитаншу, что прям ждал ее, прям видел в тенях внутреннего двора, в темноволосых женщинах, наряженных в форму. Обрывки голоса ее слышал, обрывки смеха, и как будто она даже по имени ко мне обращалась откуда-то из-за плеча. Фонари и факелы выставляли меня на всеобщее обозрение, и я мечтал быть невидимкой, скользящим среди народа, как Дух Молитвы среди монахов.
Лестница в Северной башне никак не освещалась, и я опять перемещался на ощупь.
Стульев со шкафами, благо, тут не наставили, так что я ничего тушей не смел. Ища вслепую замочную скважину, и впихивая в нее ключ, я на нервяке все проклял, потому что времени на возню не было совсем. Ввалившись, наконец, в лабораторию, я поставил на пол пузырек из-под лекарств — вторую часть телепорта, разыскал табуретку, сел, и сделал вдох. В лаборатории было светлее, чем на лестнице, потому что луна кое-как в окно пролезала, и потому что голубоватые лучи, образующие конус, симпатично мерцали. Увечное тело при таком освещении было похоже на страшный маскарадный костюм.
— Капитан Н-Дешью, вы меня слышите? — спросил я боязливым полушепотом, как будто нормальный голос тут мог кому-то меня выдать.
Коленки у меня продолжали трястись, и обрывки смеха Дионте по-прежнему прилетали из-за плеча. Н-Дешью не отвечал, и я решил, что он теперь не в сознании. Кеттар не спешил, и я мысленно попросил его поспешить.
— Что ты делаешь, Вэл? — обратился ко мне Н-Дешью через половину тяжкой беспокойной вечности.
Я придушенно хохотнул, и ответил:
— Вы знаете.
Он молчал еще половину вечности, и среди этого его молчания я был абсолютно уверен, что он меня осуждает. Он никогда не выпустил бы заключенного из тюрьмы, тем более того, которого королева самолично приговорила. Даже если бы тот заключенный на самом деле был невинен, как святой, все равно не выпустил бы. Даже если бы от этого заключенного жизнь его дочери зависела, как сейчас его жизнь зависит — не выпустил бы. Он такой. А я не такой.
— Я начал понимать, почему Ксавьера прозвала тебя Птенчиком, — долетели до меня его слова, похожие на мысли вслух.
Я в упор не понимал, почему Дионте прозвала меня Птенчиком, и при чем здесь это вообще, но спросить не удалось. Белая вспышка дернулась в том месте, где я оставил зачарованный пузырек, воздух вздрогнул, и в комнате возник вампир.
— Зажги лампу, — велел он сразу.
Я выбрал одну из ламп на стене, и чиркнул спичкой. Стало рискованно и нагло светло.
— Бери тетради с полок, и клади в ящик, — велел вампир, показав перчаткой деревянный коробок на столе. — Шевелись, Велмер, со светящимися окнами у нас здесь маяк.
Я зашевелился, шустро собирая его вещички. Маяк, конечно, а как еще? Надо было ему в подвале обосноваться по старинке.
Он хватал какие-то бутылочки, неловко заворачивал в тряпки, и пихал к тетрадкам. Его тюряжная роба металась среди творческого бардака, и синхронно с ней металась тень. Набрав достаточно бутылок и другого барахла, он замер перед конусом, и вдруг застонал сдавленно, напугав меня почти до оледенения.
— Что такое? — спросил я, подскочив к нему.
Он сморщился, и пояснил с досадой:
— Перчатки, чтоб их. Не могу снять путы и вытащить твоего кумира из рамы.
Я оледенел полностью, а не почти.
— Оставите его здесь?..
Кеттар взмахнул руками.
— Нет, что ты! Заберем с собой всю конструкцию. В Антале вы забрали с собой часть ярмарочной площади, потому что удар был силен. Сможешь организовать сильный удар?
— Шарахнуть телепортатором со всей дури? — уточнил я. — Это можно.
— Чем-чем, а дурью ты богат, — подтвердил Н-Дешью в раме.
Кеттар втащил ящик в конус, окинул комнату контрольным взором, и скомандовал:
— Давай, парень, выкидывай нас отсюда.
Я размахнулся, чтобы шарахнуть телепортатором пол, но в последний миг остановил себя, решив прояснить:
— Господин Гренэлис, если расческа от удара сломается, то портал исказится, да? Мы попадем не в ваш дом, а неизвестно куда?
Он быстро кивнул, и деловито сказал:
— Мы однозначно попадем неизвестно куда, но это хорошо. Мой дом — первое место, где нас будут искать. — Он цокнул языком, повернувшись к капитану, и сделав страдальческое лицо. — Я бы тебя отключил, Шеил, но не могу из-за перчаток. В портале будет неприятно, потерпи. Велмер, дружочек, показывай дурь. Пора.
Я снова размахнулся, и швырнул телепортатор на пол со всей силы. И ослеп от белой вспышки, воткнувшейся в глаза, как обломки айсберга. Воздух стал живым и содрогающимся, пол растворился под ногами; ни шевельнуться, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Противно в портале, он тебя треплет и мнет, как будто ты кусок теста. Хоть и не впервой уже так перемещаться, а все равно очень хотелось, чтобы это поскорей кончилось.
Когда кончилось, я хватанул нормального воздуха ртом, поставил ноги потверже, и принялся таращить глаза в непроглядную черноту. Постепенно чернота перестала быть непроглядной, и я различил силуэт Гренэлиса, копающегося в ящике. Он выкопал фонарь, зажег его, и вокруг нас появился милый освещенный островок. Звезды наверху сразу померкли, а трава внизу густо заколыхалась от легкого теплого ветерка. Штыри и кристаллы конуса, которые мы взяли с собой, валялись в беспорядке, лучей больше не было. Магические путы по-прежнему крепили тело в раме. Кеттар сел над ним на корточки.
— Шеил, — позвал он ласково и с сожалением, как будто обращаясь к больному ребенку. — Ты как?
На вид все было по-старому, хотя, может, кеттар видел что-то, чего не видел я.
— Нормально, — ответил капитан без желания, и замолк надолго.
Вампир стиснул ему целую ладонь, сильно удивив меня дружелюбием таким, и отчего-то обрадовав. Я плюхнул зад на траву, запрокинул морду к небу, и почувствовал счастье. Где бы мы ни были, мы были далеко от Эрдли, от Лойдерина, от Дионте, от казармы, от всего-всего-всего. Я почувствовал свободу, она меня всего облепила, как мокрая простыня, как песок, когда изваляешься в нем, выйдя из моря. Я решил, что в первой же деревне добуду себе нормальные шмотки, а свою ненавистную форму выброшу, а лучше сожгу. Я представил себе деревню, и лыбящегося себя в новых шмотках, и на самом деле залыбился, и захотел заорать что-нибудь во всю глотку, но сдержался, конечно.
Кеттар распрямился в рост и завертелся, пытаясь осмотреться. Вокруг был простор, очень похожий на знакомую ниратанскую степь. Скорее всего, это и была ниратанская степь, но еще не такая жаркая, как летом, и без отвратительных магических развлекух вроде созвездия Рогатой Головы с Топором.
— Дождемся рассвета, и разберемся… — пробормотал кеттар задумчиво. — Ложись спать, Велмер. Я покараулю.
Если мы не особо далеко от его дома, нас могут найти. У королевы и канцлера тоже при себе телепортаторы, сейчас они поисковых отрядов сюда набросают, все прочешут, окружат… Нет-нет-нет, только не это!
— Господин Гренэлис, давайте лучше я покараулю!
Он чуть улыбнулся мне с каким-то снисхождением, как будто я что-то наивное сказал.
— Нет, дружочек, лучше я.
Я улегся на траву, подсунув под голову свернутый китель. Лежать было удобно — мягко, тепло, но расслабиться я особо не надеялся. Не тот у нас с вампиром уровень доверия, чтобы расслабляться, и дрыхнуть себе сладко, пока он в двух шагах сидит, и невесть о чем думает. И орда обступающих нас из темноты поисковиков как нафантазировалась мне, так я и не мог отмахнуться от нее.
Гренэлис погасил фонарь, и мы стали невидимыми. Вокруг луны столпились маленькие облачка, испачкав черное небо серыми пятнами. Я вспомнил, что не взял с собой ничего съедобного, даже воды не взял. Слишком дерганый я был — даже не подумал об этом. Утром захочется есть и пить, и придется превозмогать.