Анрес быстро поднес ему новый стакан.
— Значит, я стал опробовать заклинания на себе самом, — продолжил кеттар, напившись. — Ясное дело, не так активно, как на тебе, Шеил, а сдержанно, осторожно. Я занимался этим много лет, и никуда не спешил. Конечно, было непросто. Поначалу было страшно. Но я был увлечен. Наверное, вы все считаете меня фанатиком. Так и есть, я сумасшедший фанатик. Иногда из-за непредвиденных эффектов я не мог встать на ноги по несколько дней, иногда начинались судорожные припадки, множество раз я чуть не умер. Было море всякого — опасного и неприятного, ну да опустим подробности, они вам ни к чему. Расскажу лучше о результатах. Результаты я заметил не сразу. Вернее, заметил кое-что, но не воспринял всерьез. Началось с того, что пропал аппетит. Ничего особенного, это нормальное явление, такое часто случается с людьми, когда они чем-то чрезвычайно увлечены. Но нет. Однажды я вдруг осознал, что ничего не ел уже пару недель. И ничего не пил. В этом просто пропала нужда. Собственно, она так и не появилась с тех пор. Иногда я ем что-нибудь просто для удовольствия. Знаете, я люблю сладкое. Особенно шоколадные пирожные с вишней, о, они прекрасны. Кстати, я видел неподалеку кондитерскую лавку… Анрес, дружочек, ты сбегаешь как-нибудь туда за пирожными? Я был бы тебе очень благодарен.
Тьма, какое же мерзкое это слово — «дружочек». Если он назовет меня подобным образом, я вставлю кулак ему в рот.
— Конечно, — спокойно согласился Анрес, нисколько не задетый пренебрежительным обращением.
— В общем, у меня пропала потребность в пище, — вернулся к теме кеттар. — И примерно тогда же пропала потребность во сне. Сначала я списывал это на элементарную бессонницу и все же пытался уснуть, но вскоре перестал пытаться. Это было бессмысленно. С тех пор прошло сто тридцать с лишним лет, и я так и не уснул ни на минуту. Кроме того, я обратил внимание на еще одну странность — на свои волосы и ногти. Они перестали расти. Перестала грубеть и отмирать кожа, не появлялись новые морщины. Время шло, а я нисколько не менялся. Я будто законсервировался. Мой организм вроде бы жив, ведь я дышу, хожу и мыслю; а вроде бы не жив, ведь в нем не происходит уймы естественных процессов. И не происходит старения. Сейчас я выгляжу так же, как когда жил в домике в лааджурском лесу. Как когда начал эксперименты над собой. Хорошо хоть монашеская лысинка успела зарасти! Честно говоря, не знаю, что я наворочал, но факт остается фактом.
Он отпил воды, поднеся стакан к губам чрезмерно стремительным, рваным жестом. Мне показалось, что он немного занервничал, будто подходя к волнительному для себя моменту рассказа.
— Шеил, — позвал он требовательно, давая понять, что на сей раз не удовольствуется молчанием в ответ. — Скажи мне, как у тебя дела с аппетитом?
— Никак, — сразу ответил тот.
— А со сном?
— Никак.
Кеттар вводил его в искусственный сон, когда вживлял глаза, это было около трех месяцев назад. А с тех пор никак?
— Ты его законсервировал? — спросила я, вспомнив, что за время жизни под одной крышей ни разу не видела на лице Шеила намека на щетину. Его щеки всегда были гладкими, как у ребенка, хотя здоровье не располагало к наведению марафета.
— Понятия не имею! — радостно воскликнул кеттар. — У меня, к сожалению, почти не осталось записей с тех пор, когда я экспериментировал с собой. Часто у меня и не было возможности что-то записывать. Какие уж тут записи, когда бьешься в конвульсиях? Дневники, которые я вел во время работы над ним, почти уничтожены неуклюжим побегом из Эрдли. Несчастные безопасники спалили мой ящик вместе с тетрадями. В общем, сравнивать нечего и не с чем. Восстанавливая разобранный организм, я что-то изменил в нем, и теперь мы будем проводить тесты, чтобы понять, что именно изменилось. Один маленький эксперимент я хочу провести прямо сейчас.
Он подошел к Шеилу чуть неловкой походкой, будто ноги слушались его небезупречно. Момент был явно важным и напряженным для него. Я не понимала, почему так, и ждала его маленький эксперимент с неравнодушием.
— Пробуй, — велел он, протянув ему сложенные вместе ладони.
Шеил поднял на него застывшее лицо. Его глаза были такими, как если бы в них закапали кровью — алыми, мокрыми и отталкивающими.
— Я тоже не знал, как это делается, когда впервые подключился к Селене, — нетерпеливо сказал кеттар. — Просто попробуй, пожалуйста.
Шеил накрыл его ладони своими.
— Почувствуй, как энергия течет в тебя, направь ее, — порекомендовал ему кеттар почти с придыханием.
Его голос дрожал, ноги переминались в ажитации. Мне показалось, что в случае успеха он заплачет. Текли секунды, кеттар пританцовывал, будто ожидание затягивалось, и вдруг издал смешок, полный острого трепетного восторга.
— Не могу убрать руки, — прошептал он с чувством. — Ты меня держишь, мать твою… Ну, что скажешь?! Есть что-то необычное?
— Всплески, покалывание, — скупо ответил Шеил, отпуская его ладони. — Как положено.
Кеттар заметался по лаборатории, завертелся волчком, от его эйфории в помещении стало тесно. Все молчали, вероятно, как и я, не вполне понимая причины фейерверка эмоций. Он так счастлив оттого, что теперь под небом существует еще один мутант-вампир?
— Я слышал всякие россказни, — забормотал он, — читал басни… Верил, что где-то существуют такие, как я, но ни разу за долгую жизнь не встретил ни одного. Приятно быть уникальным, друзья мои, но не очень приятно быть одиноким.
Он прыжком сел на стол, опрокинув бедром стакан, и не обратив на него внимания.
— Хочется напиться! — сообщил он страстно. — Но алкоголь, сученок, меня не берет!
Все по-прежнему молчали, Шеил вернулся в свой внутренний мир. Кеттар улыбался, сияя ярче любой из звезд.
— Вы знаете, что замок Эрдли — старейшее строение на континенте? — спросил он задумчиво, не ожидая ответа. — Его начали возводить в 513-м году эры Порядка, строили несколько веков, и, в общем, ему сейчас почти шесть тысяч лет. Шпиль Лазурной башни — самой высокой из его башен — высочайшая точка на континенте. С высоты своего дома в Ниратане я накрывал чарами несколько десятков миль вокруг — настолько хватало моих возможностей удаленного воздействия. А какой радиус стал бы моим с высоты Лазурной башни? Ее стены богаты сидаритом — она создана для того, чтобы ее зачаровать! О, с этой башней я был бы не магом, а третьим богом после Создателя и Праматери. Весь континент и половина океана стали бы моим полигоном для опытов и испытаний! Древний бессмертный замок, древний бессмертный я — разве мы не созданы друг для друга? Разве мы не символ друг друга? Риель наверняка полагал, что я хочу править Тиладой, к которой испытываю сентиментальную слабость, поскольку она приютила меня, дала жизнь и будущее. Да, меня влекла Тилада, но еще больше влек Эрдли. Очень жаль, что союз с Альтеей не задался. Но знаете что, друзья мои, в этом дельце я приобрел кое-что большее, чем замок, страна и донор.
Экспрессия его сошла на нет, и договаривал он теперь будто бы устало.
— Что же? — спросила я, тоже слегка притомившись от его выступления.
— Сына, — ответил он просто, пожав плечами. И добавил: — Может быть, не одного!
Главное, чтобы ему не захотелось великовозрастную дочку…
Он соскочил со стола и вышел из лаборатории, оставив нам размышления над тем, с какой целью он, собственно, полил нас своей биографией. Шаги затихли на лестнице, подвал погрузился в беззвучие. Мягкое шуршание приоткрывшейся двери потревожило тишину, и в проеме возникла лохматая длинноволосая голова. Я не успела выругаться, как девчонка прошмыгнула в проем целиком, и любознательно уставилась на магический конус и половину Риеля в нем. Что-то подсказало мне, что она благополучно подслушивала, и затаилась за дверью, когда кеттар распахнул ее. Ни одной заколки не сохранилось в шевелюре, мой самоотверженный труд пошел прахом.
— Анрес, — изрекла она жизнерадостно, быстро потеряв интерес к конусу и половине. — Когда пойдешь в лавку за пирожными, купи, пожалуйста, побольше!