Вампир аккуратно уложил тело на пол и прикрыл его распоротой сорочкой в знак уважения. Затем разорвал простыню, которой обернула его Роза, и перевязал раны на животе и руке. Через пару дней яд вытечет вместе с кровью. А сейчас нужно было расквитаться с плохой девочкой.
Силы вернулись к нему, боль постепенно отступала. Легким усилием он выдернул решетку и швырнул ее вглубь темницы, с удовлетворением уловив предсмертный писк парочки раздавленных крыс. Спокойным шагом он вышел из камеры и пошел по следам Розы. Тонкий цветочный запах Марты постоянно щекотал ноздри, ее нагое хрупкое тело, усыпанное белыми шрамами, облако непослушных рыжих волос никак не шли из головы, но Диего смог сосредоточиться на своей испорченной племяннице. Ее горьковатый запах был везде. Он уже представил, как переломит ее тонкую шею своей рукой, как внезапно замер, почуяв другой знакомый запах.
– Не может быть… Альберт!
Он бросился бежать, надеясь застать нового гостя этого гиблого места, но опоздал. Они ушли раньше. Дождь уже смыл их следы, если они вообще были. Они нашли Розу, а значит, у нее теперь есть покровитель.
– Проклятье!
Ночь была темна. Вампир спешил назад, в свой дом, прячась от людских глаз. Дождь бил его со всех сторон, смывая с обновленного тела кровь и грязь разрушенного замка. Сорвав с веревки кусок ткани, который какая-то хозяйка забыла спрятать от дождя, Диего завернулся в него. Ходить голым по улицам было слишком приметно.
Скоро он уже стоял перед задней дверью знакомого всем в этом холодном городе борделя. Из глубины зала доносился привычный шум, ругань, смех. Вампир распахнул дверь и шагнул в темноту. Шум исчез. Стало тихо и спокойно.
– Я дома, – произнес он с улыбкой, словно кто-то мог его услышать.
Деревянный домик в зеленой цветущей долине был пуст. В окна светило рассветное солнце, пели птицы. Мужчина прошел на кухню и остановился у окна. Солнечный свет играл на его бледной коже, отражаясь в каждой дождевой капле. Диего протянул руку, словно хотел поймать луч, погладить его по мягкой золотистой шерсти, как ленивого теплого кота. Этот кот был любимцем, но каждый раз оставлял на теле любящего хозяина глубокие царапины.
– Я скучаю по солнцу больше всего, – сказал он. – Как она?
– Злится, – ответил Чиро. Он сидел за столом, держа в изящной руке бокал красного вина, вертел его, всматривался в отблески. – А я снова вытащил твою задницу из огня.
– Ну а для чего еще нужна семья? – с улыбкой произнес Диего. – Спасибо, сын.
– Она ударила меня по лицу.
Диего обернулся, приподняв бровь, но на губах его играла улыбка.
– Что же ты ей сказал?
– Поверь мне, я не успел ничего сказать, – раздраженно ответил Чиро. – Это ты настаивал на том, чтобы она меньше знала.
– Я объясню ей все позже, когда она придет.
– Ты в своем уме? Она не придет после того, что случилось!
Вампир усмехнулся.
– Она любит оставлять последнее слово за собой. Поверь мне, она придет. Придет, чтобы убить меня.
– Ты точно болен, если собираешься ее здесь дожидаться. Это же Марта! Она не оставляет свидетелей. А если захватит с собой этого великана Майкла…
– Малькольма, – поправил Диего.
– Да плевать! Это он все испортил! Кто просил его заявляться во время сеанса?! Он мог ее убить! Конечно, мне пришлось сделать вид, что я собираюсь ее прикончить, чтобы он не мешал!
– Что ты сделал?! – засмеявшись, спросил Диего. – Понятно, почему она тебя ударила.
– Ну а что мне было делать?! – Чиро развел руками. – Простите, сделал все, что мог. Кстати говоря, эта пощечина предназначалась тебе.
– Ну, мне придется извиниться за нас обоих.
– Она никогда тебя не простит. А я лишился хорошего друга, между прочим, – юноша сделал глоток из бокала. – Когда ты собираешься вернуть ей память?
На изящном столе, на который опирался вампир, стояла стопкой пыльная посуда. С тех пор, как он стал вампиром, этой посудой никто не пользовался. Диего отвел взгляд, с удовольствием осматривая родные пылинки, что вились в воздухе, словно золотая россыпь. Стоять на солнце стало невыносимо, он отошел от окна и сел напротив сына.
– Я не буду этого делать.
– Почему? – удивился Чиро.
– Это может убить ее. Мы с тобой потеряли свою семью всего раз и несем эту боль в душе всю свою никчемную жизнь. Она теряла свою семью куда больше. Матери, отцы, мужья, дети. Все, кого она любила, все умерли. Возможно, даже на ее руках. Я не хочу, чтобы она испытала эту боль снова. Марта права, она забыла все это, чтобы начать жить с начала. И я не стану обрекать ее на страдания.