Джеймс, наш тренер, склоняется надо мной.
— Хорошо, — он ногой спихивает с меня обмякшее тело Алекса и уходит. Джеймс тоже уверен, что мне здесь не место. Девчонка не должна тренироваться вместе с его бойцами, тем более, такая тощая. Похвалу у него заслужить очень сложно, но тем она ценнее.
Николай был прав, обещая, что сделает меня сильной. Здесь - именно здесь - это стало целью. Стремление стать сильной дарит ощущение того, что я сумею противостоять монстрам, которые придут за мной. А они придут. Они всегда приходят.
Надо мной склоняется Саша и протягивает руку. Я принимаю его помощь и вскакиваю на ноги.
— Создается впечатление, что ты против кровопролития, — бормочет он себе под нос. Зеленые глаза Саши встречаются с моими, и он приподнимает одну бровь. Я знаю, он считает, что у меня кишка тонка. Но здесь не место излишней впечатлительности. Мы -солдаты. Бесправная собственность Николая. Нас натаскивают, чтобы добиться полной потери чувствительности ко всему, в особенности к насилию, крови и смерти. Так что к крови я равнодушна.
Мы встаем в ряд с Санни и Адамом – эти двое парней с нами в одной группе. Я им не нравлюсь, они мне тоже. Мы вообще не общаемся друг с другом.
— Просто не люблю понапрасну разводить грязь, — спокойно объясняю я. — Зачем лить кровь, если и без этого есть куча способов вырубить противника?
— Так по-девчачьи, — шепчет Саша, и мне хочется ударить его, но я сдерживаюсь.
Лежащий на полу Алекс издает стон. Рядом с ним на корточки присаживается Джеймс и подносит к его носу баночку с нюхательной солью. Алекс закашливается и отмахивается от Джеймса.
— Боже, что это за вонючее дерьмо! — он смотрит на меня и улыбается. — Мелкая, а ты здорово прибавила!
Встав на ноги, Алекс потряхивает головой, подходит к нам и занимает место в строю. Я гневно смотрю на него, но ничего не говорю. Ненавижу, когда он при всех называет меня мелкой.
Джеймс встает перед нами и каждому по очереди смотрит в глаза. Указав пальцем на меня, он кричит:
— Вы недооцениваете ее, потому что она женщина! — и, встав передо мной, добавляет: — А ты должна научиться использовать это в своих интересах, — губы Джеймса кривятся, отчего длинный шрам, пересекающий по диагонали его лицо, становится похож на разрез по коже. Джеймс из тех людей, которые могут напугать даже самого закаленного солдата, но наставник он просто отличный. В первый мой день он сказал, что не хочет, чтобы я стала лучшей. Он хочет, чтобы я убила лучшего.
— Свободны! — выкрикивает он.
Мы направляемся к душевой. Каждый день здесь выматываешься настолько, что, как ни приучай мышцы к нагрузкам, к концу дня они все равно болят. По заведенному порядку у нас идут различные тренировки: от рукопашного боя до стрельбы. Еще общая физическая подготовка. Вдобавок психологические тренинги и образование. Лично я изучаю английский, итальянский, испанский и немецкий языки. Еще нам преподают тактику и стратегию, ведь для того, чтобы ликвидировать цель, нужно не только суметь подобраться к ней, но и разработать план отхода. Все, что происходит здесь, похоже на психические и физические атаки, переучивающие ваше тело и ваш разум и заставляющие видеть мир в совершенно ином свете. Джеймс часто говорит: «Чтобы стать лучшим, нужно ожидать неожиданного и быть готовым к любым случайностям. Подготовка и знания – вот ключ к выживанию».
Я захожу в раздевалку и снимаю пропотевшую форму. Здесь одни парни и… ну… это место не очень-то приспособлено для девушек. Ко мне нет никакого особого отношения, в том числе и касательно душевых. Я давным-давно забила на скромность. В голом теле нет ничего особенного, а на стеснение у меня просто нет времени. Парням тоже все равно, хотя сейчас я замечаю, что отношение к этому со стороны Саши и Алекса становится все более странным.
Захожу в одну из свободных душевых и включаю воду, она, как обычно, нагревается только через несколько секунд. Я научилась ловить кайф от этих мгновений холода – они словно встряска для моего тела, напоминающая о том, что я все еще жива. Как только вода становится горячей, мои ноющие мышцы успокаиваются. Обернувшись, я замечаю, как Санни искоса поглядывает на меня. Даже спустя год мы почти не разговариваем и едва замечаем друг друга. Он испытывает удовольствие, ставя меня в неловкое положение. Его глаза опускаются на мою грудь, и я только успеваю бросить на него гневный взгляд, как слева раздается низкое рычание. Душевые разделены перегородками, которые человека среднего роста закрывают от середины бедра до плеча. В кабинке слева от меня стоит Алекс и, стиснув челюсти, неотрывно смотрит на Санни. Атмосфера становится напряженной, и я ловлю себя на том, что перевожу взгляд с одного на второго.
— Уна, выйди, — тихо произносит Саша, появляясь рядом со мной и держа полотенце, наподобие ширмы, чтобы закрыть меня от взглядов остальных. Лицо его серьезно, и он незаметно поглядывает в сторону Алекса. — Немедленно! — рявкает он.
Закатив глаза, я выхватываю у него полотенце и выхожу из-под горячих водяных струй.
— Парни, это всего лишь кожа. Не пойму, почему ты так странно на нее реагируешь, — ворчу я в сторону Санни.
Ни один из них не произносит ни слова, поэтому я, глубоко вздохнув, покидаю душевую и направляюсь обратно в общежитие. Надев спортивные штаны и майку – естественно, все черного цвета, – иду в столовую. Обычно мы ходим вместе с Сашей и Алексом, но сейчас они, видимо, заняты какими-то непонятными пацанскими разборками с Санни. Я пытаюсь пальцами расчесать волосы, но мокрые пряди, не успевшие повидать мыла, безнадежно слиплись.
Всю еду для нас готовит в столовой Магда – милая женщина, но немая. Она протягивает мне поднос с едой, и я благодарю ее улыбкой. Питание здесь просто отменное: с большим содержанием белков и углеводов для поддержания энергетического баланса. Совсем не то, что в детдоме. В очередной раз мои мысли уносятся к Анне, но я мгновенно блокирую их. Думая о сестре, я сначала чувствую вину за то, что оставила ее там одну, а потом из-за этих переживаний мне становится до тошноты плохо, поэтому я гоню от себя мысли о сестре, отчего чувство вины становится еще сильнее. Так что лучше просто забить на все, по крайней мере, на то время, пока я здесь и не в состоянии ничего изменить. Бессмысленное копание в собственных мыслях не приносит ничего, кроме боли.