– Хорошо, Алекса, вы лучше знаете своего отца. Но если вдруг вам понадобится моя помощь, я две недели поживу в «Оленьем роге», перед тем как покинуть Лондон.
– Вы… увидите Адама в ближайшее время? – не сдержалась Алекса. Ей захотелось откусить себе язык за эти слова, и она отвернулась, чтобы не видеть жалостливого взгляда Мака.
– Вряд ли, Алекса. Но если мы все-таки встретимся, хотите, чтобы я ему что-то передал?
– Нет, – неубедительно солгала Алекса. – Чем скорее я забуду о нем и вернусь к нормальной жизни, тем лучше. Уверена, мы с Чарльзом поженимся, как только он узнает о моем возвращении.
Эти слова были сказаны с такими отвагой и убежденностью, что Мак не мог не запечатлеть на лбу Алексы благоговейный поцелуй.
– Будьте счастливы, сударыня!
С глубокой печалью в глазах Мак наблюдал, как Алекса покидает экипаж, и, когда за ней захлопнулась дверца, он понял: дольше оставаться здесь ему нельзя. Она завладела его сердцем с той самой минуты, как он впервые увидел ее. Будь он одного с нею ранга, то предложил бы ей руку и сердце, вместо того чтобы возвращать ее домой по приказу Адама. Но Мак понимал: его мечты несбыточны. Он всего лишь один из десяти отпрысков бедных ирландских иммигрантов. Ему нечего предложить Алексе, кроме любви. Пускай уж лучше выйдет за своего Чарльза и займет законное место в высшем обществе. Знай он с самого начала, насколько глубоки его чувства к прекрасной Алексе, он бы ни за что не позволил Адаму осуществить коварный план мести и воздать за смерть отца, надругавшись над невинным телом леди Эшли. Дружба дружбой, но тогда бы он дрался с Адамом не на жизнь, а на смерть, лишь бы не позволить ему обесчестить Алексу.
Берясь дрожащими пальцами за массивное медное кольцо, Алекса чувствовала, что все ее хрупкое тело отчаянно лихорадит. Почему ей так страшно? – спрашивала она себя. Она пришла домой, и отец, безусловно, будет рад увидеть ее живой и здоровой. Постучав три раза, Алекса отошла от двери и стала ждать.
Через несколько минут дверь приоткрылась и на пороге показалась приятная пожилая женщина, одетая в черное платье с пышным белым фартуком, который так сиял чистотой, что резало глаза. Седые волосы женщины были собраны в аккуратный узел, а темные глаза смотрели на потрепанную посетительницу с сочувствием.
– Попрошаек кормят с заднего входа, – беззлобно сказала она и хотела уже закрыть двери.
– Мэдди, стой, это же я! – в смятении вскричала Алекса. – Я вернулась домой!
Экономка узнала госпожу, как только услышала ее голос.
– Ах, миледи Алекса! – воскликнула она, закрывая фартуком лицо. – Вы вернулись!
Алекса вошла в дом, закрыв за собой двери, после чего заключила рыдающую Мэдди в объятия. Мэдди служила у них экономкой, сколько Алекса себя помнила, и старалась по возможности заменить ей мать. Когда отец Алексы был чересчур занят, Мэдди окружала наполовину осиротевшего ребенка любовью и пониманием.
– Я дома, Мэдди, – вполголоса утешала Алекса. – Не убивайтесь так, со мной ничего плохого не случилось.
– Но записка, миледи! В записке, которую получил ваш отец, говорилось, что вас… вас…
– Мы поговорим об этом позже, Мэдди, – сказала Алекса, осознавая всю жестокость Адама. Очевидно, в своей записке Джону Эшли он ясно изложил, как намерен поступить с его дочерью. – Сначала мне нужно поговорить с отцом. Он дома?
Джон Эшли стоял вверху лестницы, глубоко возмущенный тем, что в прихожей шумят и отвлекают его от работы. Все еще красивый и подтянутый в свои сорок пять, он часто выказывал вспыльчивость и склочность, державшие слуг в страхе. С Алексой он редко обнаруживал эту сторону своего характера, но в кругу его общения за ним закрепилась репутация человека, способного жестоко отомстить, если кто-то перейдет ему дорогу. Для короля Георга Эшли был незаменим, ибо всегда быстро и беспощадно расправлялся с врагами страны и монарха. В его крепком теле не было места состраданию.
За исключением разве что дочери, Джон Эшли ни к чему и ни к кому не выказывал сильных чувств. По крайней мере так было последние восемнадцать лет. И не будь Алекса столь любящим и послушным ребенком, его отношение могло бы стать совсем иным. Разделавшись с любовником жены, Джон Эшли из года в год внимательно высматривал в дочке любые проявления предательской натуры супруги. Однако, к счастью, девочка росла в отцовской тени, ничем не выказывая, что может превратиться в такую же блудницу, как ее мать. То есть до сих пор не выказывала.