Что он сказал тогда? «Она заявила, что я убил ее в прошлой жизни». Было ли так все на самом деле, или Вулрич уже тогда затеял со мной игру?
Чем больше я размышлял, тем прочнее становилась моя уверенность, что я на правильном пути. Он рассказывал мне, что после их разрыва Джуди Ньюболт подписала годичный контракт и отправилась в Ла-Джоллу. Однако теперь у меня возникли серьезные сомнения, добралась ли она до Ла-Джоллы. Да и был ли этот контакт?
В телефонном справочнике текущего года Джуди Ньюболт не оказалось. Я отыскал ее в старом справочнике, имевшемся на заправочной станции. С тех пор ее телефон был отключен. Я подумал, что смогу найти следы медсестры в Сент-Мартине. После этого я позвонил Хакстеттеру, сообщил ему адрес Джуди и попросил позвонить через час Дюпре, если от меня не будет известий. Он согласился, но без особой охоты.
Я ехал и думал о Дэвиде Фонтено и звонке Вулрича, выманившем его на Хани-Айленд. Он не мог не поехать: ему обещали сообщить о сестре. Откуда ему было знать в минуту смерти, что он находится так близко от места, где она покоилась. А может быть, он знал, чувствовал…
Я подумал о том, что навлек смерть на Морфи и Эйнджи; в голове моей эхом прозвучал голос тетушки Марии, когда он пришел за ней, и вспомнился Ремарр: как горело его освежеванное тело в лучах заходящего солнца. И еще я понял, почему в газете появились подробности убийств. Таким образом Вулрич представлял дело рук своих широкой аудитории. Это был своего рода современный вариант публичного анатомирования.
И опять вспомнилась Лиза: невысокого роста, плотной комплекции темноглазая девушка. Тяжело переживая разрыв родителей, она попыталась найти утешение среди какой-то необычной христианской секты в Мексике, но все же в итоге вернулась к отцу. Что такого могла она увидеть, чтобы вынудить Вулрича убить ее? Может быть, заметила, как отец моет в ванной испачканные в крови руки? Или увидела в стеклянной колбе останки Лютис Фонтено или другой несчастной?
Либо он убил ее потом, потому что удовольствие, которое он получил, избавляясь от нее, терзая плоть от плоти своей, позволяло ему максимально приблизиться к ощущению собственного анатомирования. Он как бы обратил нож против себя и нашел, наконец, в себе бездну красной тьмы.
Глава 50
Я возвращался по асфальтированному шоссе в Сент-Мартин. За окном машины ухоженные газоны чередовались с густыми посадками кипарисов. Остался позади плакат движения против абортов: «Господь за жизнь» и смахивающее на сарай здание ночного клуба. Я остановился на чистенькой городской площади у кафе «Тибоду» и спросил, как проехать по нужному мне адресу. Как выяснилось, горожане знали медсестру и то, что она уехала на год или больше в Ла-Джоллу, а за домом присматривает ее друг.
Перкинс-стрит начиналась почти напротив входа в парк «Эвангелина». Улица заканчивалась Т-образным перекрестком, и дорога уходила вправо, теряясь среди сельского пейзажа с редкой россыпью домов. На этом отрезке улицы и находился дом Джуди Ньюболт. Несмотря на свои два этажа, дом выглядел до странного низким и маленьким. По сторонам решетчатой входной двери было по окну и еще три маленьких — на втором этаже. С восточной стороны крыша резко шла под уклон, отнимая у дома один этаж. Деревянная облицовка сияла снежной белизной, а на крыше выделялись новые листы шифера. За домом чувствовался уход, а вот двор пребывал в запустении: повсюду буйно росла трава, и древесная поросль все настойчивее вторгалась в пределы участка.
Я остановил машину на некотором расстоянии от дома, зашел со стороны лесного массива и остановился у его кромки. Солнце миновало зенит и клонилось к закату, окрашивая красным цветом крышу и стены. Дверь черного хода оказалась запертой, оставляя единственную возможность проникнуть внутрь через дверь с фасада.
Я двинулся вперед, ощущая невиданное ранее напряжение, обострившее до предела все чувства, а натянутые нервы, казалось, звенят, как струны. Звуки, запахи и цвета настораживали и раздражали своей яркостью и резкостью. Было ощущение, что я способен воспринимать все оттенки звуков, доносившиеся до меня от деревьев вокруг. Отзываясь слишком поспешно на сигналы мозга, пистолет рывками двигался в моей руке. Я ощущал спусковой крючок подушечкой пальца и каждым изгибом сжимавшей оружие ладони. Кровь стучала в висках с такой силой, как будто великан колотил по дубовой двери своей могучей рукой. Сухие листья и сучья трещали под ногами, как в огне огромного костра.