Я перевела взгляд с ракушки на личинок, а потом на маму. Все начинало складываться.
— И Пророчество, — сказала я, — в пещере?
— Да, — сказала она. — И мы его найдем.
— Погоди, — сказала я. — Найдем… вы его еще не нашли?
Котелок зашипел на огне, выкипая. Она повела меня на кухню. Я прошла за ней, сжимая ракушку. Она сняла воду с огня и налила в чайник с кофе.
— Присядь, — сказала она. — Сливки или мед?
— И то, и то, пожалуйста, — я вернулась на свой стул. — Мама, ты нашла это Пророчество, да?
— Туреис нашел, — сказала она, помешивая сливки в оловянной чашке. — Один из моей команды. Только он его и видел. У него и его напарника кончились припасы, они пока не могут отправиться в путь.
— Но… он переписал его? Или сделал слепок?
Она долго выбирала, какую банку золотистого меда взять с полки, двигая склянки.
Игнорируя вопрос.
— Мама.
— Он пытался его записать, — сказала она, выбрав банку. — Но, как и многие, он не учился архаичному восточному языку. Он пытался изобразить шифр, как мог, но читать его невозможно.
Она вытащила из сумки и отдала мне истрепанную страницу из полевого журнала. Я развернула ее и увидела размазанные и неровные рисунки углем, некоторые были резкими, некоторые было сложно разобрать среди мазков. Под текстом было изображение вспышки с восемью концами, а не шестью, как в Пророчестве в Каллаисе.
Я подняла голову.
— Этот человек в твоей команде?
— Признаю, в транскрипции он плох, — сказала она, открывая банку с медом. — Но он умело исследует пещеры, как таракан готов пролезть в любую щель, в какую можно уместиться. Он исследует места, наносит интересные точки на карты для нас, — с открытой банкой меда в руке она вытащила другой сверток из плотной ткани из своей сумки. Она встряхнула его, и я испугалась, что она обольет все медом, так что забрала сверток у нее и развернула на столе. Это оказалась самая странная карта из всех, что я видела. Казалось, клубок нитей макнули в чернила и покатали по бумаге. Пути пересекались, разветвлялись и пропадали, были отмечены названиями типа Разбитый путь, Скользкая горка, Ползти на животе и Теснота. Я поежилась, ощутив невидимое давление темных стен. — Петроглифы в стороне от Молочной реки, высохшего дна ручья с отложениями кальция, — сказала она, кивнув на запись на карте. — Два дня пути от входа в пещеру. И мы их увидим сами, Джемма.
Она размешала мед в моем кофе и поставила передо мной. Запах был потрясающим после долгой холодной ночи и ужасных недель. Но я не пила сразу. Я смотрела на нечитаемое изображение, а потом на карту, скользила взглядом по пути к Пророчеству, к другим путям, что резко обрывались. Я медленно подняла взгляд на маму.
— То, что я их увижу, ничего не изменит, — сказала я. — Меня арестовали.
— Ты все еще королева.
— Потому что меня еще не лишили титула, — сказала я. — Я жду суда. Они не будут меня слушать. Они мне не поверят.
Она кашлянула и убрала яичницу со сковороды.
— Похоже, все так. Хм.
Я смотрела, как она устраивает яйцо на кукурузном хлебе, посыпает солью. Она опустила еду передо мной, и запах заманчиво потянулся к моему носу. Но я хмуро посмотрела на меня.
— Ты не хочешь, чтобы их видела я, — сказала я, понимая ее замысел. — Ты хочешь, чтобы их увидел Селено.
Она вскинула руку.
— Я этого не говорила.
— Ты хочешь, чтобы я привела Селено посмотреть на них, — сказала я.
— И это я тоже не говорила. Ешь, пока не остыло.
Я посмотрела на тарелку. Такой завтрак был, пока мы ели вместе в извилистом доме. Козий сыр таял на яйце, и тонкие кольца лука хрустели, карамелизированные. Летом мы ели яйца на авокадо, собранных с дерева. Зимой — на кукурузном хлебе или на толстом куске жареной тыквы.
Я посмотрела на нее.
— А ты?
Она села напротив меня со своей оловянной чашкой.
— Я живу на черном кофе и недовольстве. Ешь.
Я взяла вилку и проткнула яйцо, чтобы желток пропитал хлеб.
— Это невозможно.
— Что?
Я откусила кусок.
— Похитить короля.
— Не знаю, правильно ли говорить о похищении…
— Мне придется вывести его из дворца, — сказала я, жуя. — Его, самого защищенного человека в стране, а то и в Восточном мире, из дворца, где за ним постоянно следят. С ним всегда не меньше четырех стражей, а то и больше, а еще слуги и парочка придворных. Это днем, а ночью он принимает настойку мака и спит без чувств до утра. Я однажды разбила случайно глиняный горшок у камина и подожгла юбку, визжала, как сова, но он даже не дрогнул.