— Интересно, что делает их тонкими или толсты… о!
Он задел один из тонких, и от легкого прикосновения пальца камень отломился и упал на пол прохода, разбился пополам. Я смотрела на него, ощутив вдруг сожаление.
— О, — сказал снова Селено. — Он… отрастет?
Я посмотрела на хрупкие образования. Капелька воды собралась на месте обломка. Селено поднял голову, капля затрепетала, пролетела по воздуху, блестя в тусклом голубом сиянии, и упала ему на лицо.
— Со временем, — сказала я, он вытирал воду. — Но… лучше их не трогать.
— Ага… я не буду.
Мы шли дальше. Проход выровнялся, рядом в сиянии червей блестел ручей. Вскоре тропа начала опускаться, и мы поскальзывались, пару раз упали в холодную воду. Я вскоре промокла до колен.
Мы не говорили. Я пыталась логически связать это с сосредоточенностью на пути во мраке, но в реальности одиночество пещеры давило желание говорить. Пару раз ручей утекал в скрытый канал, оставляя нас и без тихого журчания воды. И тогда тишина казалась прочным камнем, естественным состоянием этого места. Но, как те хрупкие натечные образования, мы не хотели сломаться в неподходящий момент.
К счастью, тут не было тесных проемов, как в туннеле для побега. Мне удавалось удерживать тревогу, успокаиваясь видом высокого потолка и широких стен. И все же я была напряжена, часто задерживала дыхание без причины. Тут хотя бы пахло влажным камнем, а не затхлостью, пылью или сухим деревом и потом, что высыхал на коже…
Тихий шорох и плеск. Я резко оглянулась. Селено стоял на четвереньках в ручье. Он закашлялся, встал на ноги, дрожа.
— Поскользнулся, — сказал он. — Голова закружилась.
Я постаралась просчитать время, но не было ясно, как далеко мы зашли, и сколько времени прошло.
— Может, тебе стоит поесть. Если найдем хорошее ровное место, остановимся. Как желудок?
— Терпимо. О, смотри, — он указал наверх. — Ужин.
Несколько приманок червей начали дико раскачиваться, сияющие нити обвивали обреченное насекомое. Мы смотрели, а личинка выбралась из своей подвесной койки и начала тянуть нить.
Селено задрал голову.
— Что они едят? То есть, я вижу, что оно ест насекомое, но зима, и мы под землей. Если они пытаются заманивать насекомых, а я их тут толком не видел, что они едят?
Свет был слишком слабым, чтобы понять, что за насекомое погибло в сияющей ловушке, но мне не нужно было определять это.
— Друг друга, — сказала я.
— Свой вид?
— Взрослые, когда они вылупляются из куколки, становятся добычей, — я посмотрела на насекомое, что трепетало, пока личинка тянула его к себе. — Их убивают свои.
Он посмотрел на потолок.
— Вот так жуткая ирония.
Из меня выбрался смешок, удивив нас. Я подавила его, звук отражался от камня. Селено смотрел на меня, пока я прижимала пальцы к губам.
— Что смешного?
Губы дрогнули за моими пальцами.
— Тонущие цикады.
Он опустил взгляд на место между наших ног, но я заметила, как его щеки округлились от его улыбки. Я вдруг вспомнила тот день в тени хлопковых деревьев на краю каньона, вершины были полны гудения цикад.
— Я пытался пригласить тебя на танец на Звездопаде… — начал он, словно побаивался вспоминать.
— …а я не понимала, — сказала я. — Я собирала данные для диссертации…
— …заставила меня держать флаконы, пока ты пихала бедных извивающихся существ в спирт, — он пытался подавить улыбку, а потом поднял голову. — Это повлияло на романтику предложения.
Теперь я опустила голову. В тот день наша дружба впервые подвинулась в сторону чего-то большего. Мы начали как ученики, познакомившиеся за столом в библиотеке, а потом помогали в исследованиях друг другу. Дружба расцвела по пути, а потом… в тот вечер, полный солнца и неловких осознаний, румянца и смеха, было сложно понять, что отношения росли.
Я подняла голову, его улыбка пропала, он смотрел за мое плечо.
— Мы не станцевали.
Верно. Потому что на той неделе умер его отец, и страну охватила скорбь. Официальные празднования Звездопада отменили, и дворец укутали в некрашеную ткань. Вместо платьев, музыки и танцев до начала метеоритного дождя мы с ним лежали на скамейке и смотрели из его звездной беседки, не говоря. Он плакал. Я плакала. Мы держались за руки, и, когда перестали плакать, впервые поцеловались.
Сияющий червь добрался до добычи и принялся за нее. Селено выдохнул и вытер лоб — все еще потный, все еще с дрожью пальцев. Я заерзала от непрошенных воспоминаний и развернулась.
— Думаю, впереди будет просторнее, — сказала я. — Может, там мы заночуем.
— «О, не даруй мне ночь без звезд», — он издал невеселый смешок за мной. — Но эта ночь полна звезд, что глотают своих же. В этом даже есть значение, не думаешь?
Я вспомнила о сестре, заточившей сестру, о короле, казнящем королеву, о стране, подавленной ее же верой. О световой бомбе на берегу реки.
— Может, они просто жуки, — сказала я, отвернувшись от раскачивающихся приманок.
Он тихо пошел за мной, и мы двигались по проходу, оставляя личинку доедать своего.
— Джемма.
— Что?
— А если там будет о другом короле?
Я сняла звездный обруч и подняла голову. Мы молчали почти час, замерев под червями. Мы шли, пока не попали на платформу, окруженную натечными образованиям, отмеченную как «Насест» на карте. Месть было выше ручья, вдоль которого мы шли. Мы развернули спальные мешки, между нами мог уместиться бизон.
— А если там будет про шестого или десятого короля? — продолжил он, жуя кукурузное печенье. — А если там будет о седьмой королеве?
Я крутила звездный обруч в руках, три кристалла ловили свет червей.
— Может, тебе стоит начать это обсуждение, когда ты их увидишь.
— Разве ты не хочешь обсудить? — спросил он. — Ты точно об этом думаешь. Давай, что там может быть?
Я запустила пальцы в волосы и отделила три пряди.
— Не знаю тебе.
— О, брось. Раньше мы постоянно спорили из-за науки.
— Это важнее цикад или метеоритов, — сказала я. — И я не хочу предлагать то, что ты отвергнешь, потому что это сказала я. Ведущий язык.
Я начала заплетать косу — я пыталась избегать ловушек червей, но волосы все равно зацепились несколько раз. Он молчал, жевал печенье. Он хотя бы ел. Мы рискнули зажечь лампу, красное сияние показывало темные круги под его глазами, пот, блестящий на лбу. Я уловила и резкий запах, когда он двигался рядом.
— Похоже, ты уверена, что я тебе больше не доверяю, — сказал он. — И ты не пытаешься это оспорить. Ты просто приняла этот факт.
— Может, потому что я знаю, что нет смысла отрицать, — сказала я. — Я выступила против тебя.
— Ты бросила световую бомбу.
— Да.
— Чтобы королева Мона, королева Элламэй и мятежник сбежали.
— Да.
— Он ударил меня, кстати, — сказал Селено. — По голове.
Я знала. Я с ужасом наблюдала, как появляется синяк.
Он смотрел на меня чуть дольше, жуя печенье. Оно было сухим, крошилось, и он глотнул воды, а потом заговорил:
— Что ты мне не рассказываешь? — спросил он.
— Многое, — призналась я, закончив косу.
Он нахмурился.
— Почему?
— Потому что нам нужно сначала их увидеть, Селено, — я завязала косу, и она упала мне на спину. — Остальное не важно, пока мы их не увидим.
Он раздраженно вздохнул.
— Ладно, — он отряхнул руки и лег, разувшись. — Ладно, мы не будем говорить об этом, пока они не будут перед нами, надеюсь, тебя это устроит. Когда мы дойдем? Завтра?
— Не знаю, — сказала я. — Мы поздно начали и двигались медленно. Времени может уйти больше, чем мы думали.
Он выдохнул и забрался в спальный мешок.
— Прости, если мое слабое тело не справляется с зимним лазанием в горах и скудным питанием. Ради Света, я хочу вечерний настой.
Я выдохнула, ощущая себя флягой, наполненной до краев, из которой вот-вот выплеснется вода. Я вернула звездный обруч на волосы, развернула карту мамы на коленях, глядя на наш путь. Мы прошли почти всю Сияющую улицу. Если я судила верно, мы рано доберемся завтра до Клубка, оттуда расходилось много путей, они ввели вверх и вниз. Будет важно выбрать верный, иначе мы могли попасть в туннели, что команда мамы еще не нанесла на карту. И там не будет меток или подсказок.