Ее темно-карие глаза оглядели комнату.
— Я даже не знала бы. Их заметил Кольм. Мы провели ночь в той пещере в мае, когда пересекали горы. Когда Мона вернула озеро, он нашел записи твоего народа о пророчестве и узнал символы. Думаю, он ведет себя сейчас странно, потому что не хочет, чтобы Мона узнала.
— Это умно, — сказала я.
Она покачал головой.
— Не уверена. Если это другое пророчество, оно изменит все, во что верит твой народ. Она не будет рада тому, что это утаили. Не знаю, чего боится Кольм.
Я догадывалась.
— Можешь отвести меня к ним? — спросила я. — Как можно скорее?
— Будет сложно придумать отговорку, в которую Мона поверит, и будет дольше изо льда в Частоколе, — она выдохнула. — Но чем скорее ты их увидишь, тем лучше. Кольму стоит пойти.
— А Селено?
— Не думаю, что он сможет.
— Он прошел так далеко, — сказала я. — И я уже слишком многое скрыла от него. Он должен пойти.
Она выдохнула.
— Если выпьет то, что я дала, он сможет пойти. Но дай ему хоть пару дней на отдых.
Пара дней казалась вечностью, но я сомневалась, что ее можно переубедить.
— Я постараюсь уговорить его, — хотя он предпочел бы выпить яд, чем послушать Элламэй или меня.
Кстати…
— Элламэй, — сказала я. — У тебя есть опыт с циановой кислотой?
Ее пальцы замерли на последней чашке на подносе.
— Ох…
— Я не оскорбляю, — быстро сказала я. — Я просто не знала… если ты знаешь травы, не сталкивалась ли ты с тем, кто ее принял случайно.
— Вряд ли можно случайно, — она опустила чашку. — Это не обычное вещество. Я даже не знаю, откуда оно, и как его выделить. Вроде, есть в некоторых семенах?
— Возможно, но я думаю о той, что выпускают многоножки.
— Многоножки?
— Маленькие членистоногие, некоторые из них светятся…
— Я знаю, что это такое, — возмутилась она. — Они есть на склонах, даже сияющие. Думаю, они стали бы священными у нас, как светлячки, если бы не жгли кожу. Значит, они выделяют циановую кислоту?
— Да. Ты сталкивалась с этим?
— Скаут как-то получила такое в глаз, пару дней ее кружило, — она покрутила пальцем. — Голова кружилась, все расплывалось. Ее даже тошнило.
— Что будет, если человек ее примет? — спросила я, стараясь не звучать безумно.
— Не знаю. Сильная доза может убить. Но в маленьких дозах… — она пожала плечами. — Можно лишь догадываться.
— Ладно. Спасибо, — я посмотрела на чашку, что она поставила на столик. — Что ты добавила мне?
— Только ромашку, — сказала она, сунув поднос под руку. — Если не пиво, то только ромашка может помочь после долгого похода по лесу.
Я хотела обнять ее. Напряжение отступало, глаза покалывало.
— Спасибо.
— Не за что.
— Нет, спасибо. Я знаю, что для вас значит наше пребывание здесь. Вы не должны помогать нам…
— Не нужно плакать, — сказала она с тревогой.
— Прости, — я вытерла глаза. — Не сдержалась. Но все равно спасибо.
Она пошла к двери в коридор.
— Муж зовет это моим чувством долга, но Мона назвала бы упрямством, хотя я думаю, что это одно и то же. Поешь и отдыхай. Вам нужны силы, если все наши переговоры будут такими, как пару минут назад.
Она закрыла дверь. Я потерла лицо, переполненная, уставшая, голодная. Я придвинула стул к столику и съела все. Суп был соленым, но полным моркови, картофеля и мангольда, остатки я собрала хлебом. Я могла бы съесть шесть вареных яиц, но смаковала одно, а потом растягивала чашку ромашкового чая. Он был горячим и ароматным, и я склонилась над ним, как бедняк над золотом. Мои веки опускались, может, Элламэй добавила и мне валериану. Хотя это скорее была усталость от долгого пути, боли сердца и неуверенности. Сколько миль мы прошли? Правильно ли я поступила?
Простит ли меня Селено?
Когда я допила, меня стала манить кровать. Но я заставила себя встать и подойти к смежной двери. Я тихо и медленно повернула ручку и приоткрыла дверь.
Селено лежал на боку, накрыв рукой голову. Он не шевелился, даже когда скрипнули петли, и я открыла дверь шире. Я прошла по ковру и посмотрела на столик. Бульон и настой были выпиты. Пот блестел на его лбу, но его дыхание было глубоким и медленным от настоящего сна. Я протянула руку к его волосам, а потом остановилась. Я не хотела будить его. Я убрала руку, прижала ее к груди, поспешила к двери и закрыла ее тихо за собой.
Не переодеваясь, не сняв чулки, я забралась в кровать под одеяла и почти сразу уснула.
Глава 11
Когда я проснулась, в комнате было темно. Огонь весело горел в камине, на столе стоял накрытый поднос. Я проспала весь день до ночи? Я выбралась из кровати, тело стонало. Я прошла к окну.
Вид озера и снежных островов под мрачным небом. Несколько человек ходило неподалеку, укутанные в плащи и шапки с мехом так сильно, что напоминали зверей, проснувшихся от спячки. Горизонт на западе был бледно-серым. Не ночь, но вечер сгущался. Я проспала почти весь день. Переговоры не удалось начать сразу.
Взгляд упал на поднос на столике у кровати. Желудок заурчал, но я не сразу пошла туда, а повернула к двери Селено. Утренний разговор звенел в голове, я робко повернула ручку. Что я скажу, если он не спит? Что он скажет? Стоит ли говорить ему о петроглифах в Частоколе?
Я должна была, да?
Я проникла в его комнату и тут же поняла, что он еще спит, уткнувшись лицом в подушку. Я замерла в паре футов от него, даже радуясь, что разговора пока не будет. Я слушала его дыхание миг, оно было ровным, чуть хриплым, а потом повернулась к двери. Я ушла за дверь, закрыла ее за собой и вернулась к подносу на столике у кровати.
Под салфеткой оказался хлеб, соленая рыба с луком и кусочек тыквы в меду для сладости. Я все съела, а потом прошла к рукомойнику. Вода была холодной, но я умылась и распустила косу. Волосы упали на плечи волнами. Я переоделась в чистую юбку, поправила звездный обруч и пошла к двери.
Я ожидала, что придется бродить по коридорам в поисках слуги, что отведет меня к Моне, но у двери я услышала знакомые голоса. Одна из дверей в другую комнату была приоткрыта, оттуда лился теплый свет. Не думая, я пошла туда.
Я поняла ошибку, как только мои костяшки ударили по дереву. Я в спешке попыталась отойти, но стук уже прозвучал, дверь приоткрылась. Это была комната Ро, и Мона была с ним. В тот миг я увидела их, какими они старались себя не показывать — ее голова утомленно лежала на его плече, он прижимался к ней щекой, хмурясь. Их пальцы были переплетены, его свободная рука лежала на коротких волосах на ее шее. Как только они услышали мой стук, они выпрямились — она тут же приняла позу с прямой спиной, а он прислонился к подлокотнику кресла, изображая беспечность.
Черт, могу я хоть что-то не испортить?
— Джемма, — сказала Мона. — Заходи, я рада, что ты проснулась.
— Простите, — прошептала я, открывая дверь шире. — Я не хотела…
— Мы обвиняли Мэй в том, что она вас опоила, — сказал Ро, тепло улыбаясь, хотя до этого тревожился. — И она была не рада.
— Нет, — сказала я. — Вряд ли она это сделала. Мы просто устали.
— Садись, — Мона указала на кресло. — Тут есть чай. Будешь?
Я опустилась в кресло, заметила поднос на двоих.
— О… не хочу…
— Я пас, — сказал Ро. — Джемма, ты не представляешь, как я рад тебя видеть. Они не пьют кофе. Никакого кофе, Джемма!
— А я была бы рада, если бы политический союзник здраво относился к предпочтениям моей страны, — сказала Мона, наливая в кружку темно-коричневый чай. — Зато теперь я узнала, как неприятно наше гостеприимство. Мед или сливки?
— Все, пожалуйста, — сказала я.
— Я могу предложить политические санкции, — сказал Ро. — Или можно заняться торговлей.
— Я все еще могу бросить тебя в озеро, — Мона помешивала мою чашку.
— Озеро моих слез без капли кофе, — согласился он.
Ее губы сжались, на лице смешались веселье и возмущение. Она отдала мне чашку.