— Ясно, — сказал он, удовлетворенно кивая. — Умно с твоей стороны.
Я ощутила немного гордости — находка была умной, и я ее обосновала. Я подавила голоса, что были убеждены, что цикады — вид саранчи. Но они не могли перечить моим доказательствам. Я улыбнулась, вспомнив радость той победы, когда я увидела изменение таксономии и новые изучения. И все благодаря моему исследованию.
Я с трудом подавила улыбку.
— Это удовлетворило комитет, — я приподняла край его плаща, он ускользал. — А ты не писал диссертации?
— У нас другая система образования, — сказал он. — Дети получают основы у родителей, а потом ходят в школу до пятнадцати. У Моны, Арлена и меня были учителя, но у нашего народа нет научных журналов и публикаций. У нас есть только два переплетчика на двенадцати островах и несколько писарей.
— Что ты изучал бы, если бы мог?
— Историю культуры, — тут же сказал он. — Историю людей. Верования, и почему мы делаем нечто снова и снова. Как менялись убеждения и поведение, и как культура сохранялась при этом.
— Это поразительно, Кольм, — сказала я, не шутя. — Ты много работал. Какие источники ты используешь? Я могу некоторые знать.
— Мм, вряд ли, — сказал он. — Я нашел мало книг по теме. Остальное — мои заметки после трех лет путешествий, — его голос не переменился, не напоминал, что из-за меня он был не дома. — Я слушал музыкантов и торговцев в Виндере и Пароа, обменивался историями с Мэй, сравнивал баллады и колыбельные в разных местах… и все это вдохновило меня. У нас годами было много историков и философов, но история сохранилась в словах — в песнях, историях. Я добавил нашу литературу, но немного, — он кивнул страже у ворот, мы миновали стену Черного панциря. — Я всегда думал, что попаду как-нибудь в Самну и увижу университет.
Я вздохнула.
— Я тоже всегда туда хотела. Мы с Селено хотели. Мы думали, что на это много времени.
Но его отец умер. Его мать отравила себя. Его короновали. Мы поженились.
Озеро Люмен.
— Я слышал, вода там такая чистая, что видно дно моря, — мы приближались к ступеням дворца. — И там игуаны, что отдыхают на деревьях как птицы.
Я улыбнулась.
— Я слышала, они растут до пяти футов в длину и могут нырять как выдры.
— Нырять… в воду?
— В воду.
Он дернул головой.
— Они не могут!
Я вскинула руку.
— Я такое читала.
— Это ящерицы!
— Как и аллигатор, — я издала смешок. — И многие змеи плавают.
Он покачал головой, улыбаясь.
— Народ озера воспевал всех зверей, что могут плавать, даже когда мы еще не умели плавать сами. Я никогда не слышал о плавающих игуанах.
— У вас их и нет! — я смеялась.
— Как и аллигаторов! — он открыл тяжелую дверь после Арлена и Сорчи и придержал для меня. — Уверен, если бы игуана могла плавать, это было бы в «Балладе о ныряющем зверинце», которую хор поет шесть часов, или в моей копии.
Я замерла перед ним на пороге, уперев руки в бока.
— Я поспорю. Надеюсь, у тебя есть копия книги.
Он посмотрел на меня с тенью улыбки — не как у Моны, а как тихое, но искреннее выражение.
— А если я выиграю?
Я задумалась на миг. Я не взяла с собой ничего, чем можно было торговать.
— Я нарисую для тебя игуану, — сказала я. — Радостно сидящую на дереве, а не в воде.
— Так и будет.
— Вряд ли, — ответила я.
Он рассмеялся, почти случайно. Его смех удивил и его, и меня. Он тут же подавил это, опустил взгляд на порог под нашими ногами. Я была ниже, так что видела, как его щеки округлились, пока он пытался подавить улыбку.
Через миг он поднял голову.
— Ты не такая, как я думал, — сказал он.
— На бумаге я точно смелее, — сказала я, думая о своей диссертации.
Он склонил голову.
— Даже не знаю.
— Я ощущаю себя смелее на бумаге.
— Как и я, — признал он.
— Сэр, — сказал голос.
Мы оглянулись, и я поняла, что мы так и стояли на пороге двери в замок. Снег пролетал мимо нас на плитку пола.
Слуга в зале прикрывал свечу от ветра, влетающего в дверь.
— Просто… жар…
— Конечно, прошу прощения, — мы быстро пересекли порог, Кольм закрыл за нами дверь. Стало тускло, слуга поспешил зажечь лампы. Другие проходили мимо, некоторые закрывали окна, другие носили хворост, чтобы запастись на ночь бури.
Внутри и среди людей я тут же подавила беспечное поведение. Откуда оно взялось? Я посмотрела на Кольма. Он уже не улыбался, оглядывал тусклый зал.
— Где мы можем поговорить? — тихо спросила я. — По-настоящему?
Он кивнул на главную лестницу.
— В библиотеке.
— Сейчас?
Стук острых каблуков отразился от стен. Кольм повернул голову раньше меня, узнав шаги сестры.
— Я-то думала, куда ты делась, — Мона подошла к нам. — Селено проснулся, но не говорит со мной или Мэй, — она окинула меня взглядом. — Это снова плащ Кольма?
Я быстро расстегнула его и сняла с себя.
— Это я виновата. Вышла без плаща.
— Я скажу подобрать тебе. Не думала, что ты выйдешь из замка, — она взглянула на Кольма. — Как корабли?
— «Индиго» почти готов, — сказал он. — Если будет неделя хорошей погоды, то к январю он поплывет.
— Хорошо. Не забывай о пении солнцестояния сегодня, — она махнула мне и повернулась, ожидая, что я пойду за ней. Я замерла и оглянулась на Кольма.
— После пира и пения, — тихо сказал Кольм, — можно будет поговорить.
Я кивнула и протянула плащ. Он забрал его, задев пальцами мои пальцы.
— У тебя холодные руки, — удивилась я.
Он укутал плащом свои плечи.
— Да?
Пока я пыталась понять, шутил ли он — стоит мне смеяться? Я ошиблась? — он поклонился и повернулся к другому коридору.
Мона пропадала за углом. Я встряхнулась и поспешила за ней, чуть растерявшись, но ощущая себя лучше, чем утром.
Глава 12
Разговор между Селено, Моной, Элламэй, Ро и мной днем достиг малого, только разозлил всех. Валиен, Арлен и Кольм отсутствовали, мы решили, что меньший состав будет лучше, но я вскоре поняла, что наш состав не помогал. Мона и Селено не собирались уступать друг другу, Элламэй была напряжена и язвила. Ро один раз попытался всех расслабить, но это сработало так, что Селено встал с кровати, чтобы быть на уровне, и начал кричать на Мону в ответ. Мы успокоили их, Ро дальше молчал. И я была в неловкой роли посредника, пыталась смягчить враждебность Моны, нетерпеливость Элламэй, тишину Ро и гнев Селено на меня и весь мир.
— Плевать, если ты хочешь отдать им нашу страну, но я не дам им растерзать Алькоро, — яростно сказал он, Элламэй ушла за остальными. Она оставила чашку травяного настоя на столике у кровати, но он ее игнорировал.
Я вздохнула в тысячный раз за этот час.
— Я не пытаюсь отдать им страну, Селено. Перестань обвинять, прошу. Я просто пытаюсь найти компромисс.
— Они этого не делают. Они пытаются задушить все, над чем мы работали, для выгоды своих стран.
— Все, над чем мы работали, вредило им, — утомленно сказала я. — Мне тоже не нравится это признавать, но мы с этим разбираемся. Мы можем или взять ответственность, или начать войну, а я думала, что это мы пытались избегать.
— Я еще не понимаю, какая здесь цель — я узнал правду об этом путешествии только вчера, и я все еще не уверен, что это вся правда, — я начала возражать, но он продолжил. — И я уже начинаю думать, что война — единственное реальное решение.
— Нет, Селено. Если бы ты попробовал сотрудничать, мы нашли бы решение, что выгодно всем нам.
Он фыркнул и провел рукавом по потному лбу. Он выглядел не так жутко после ночи сна и хорошей еды, но его кожа все еще была болезненной, руки дрожали. Одеяло было натянуто до его подбородка, чтобы защититься от холода, проникающего снаружи, где буря стала только сильнее — балкон уже покрыло шесть дюймов снега, озеро не было видно. Мона хмуро разрешила солдатам снаружи покинуть посты. Они пришли с синими губами и в инее, и ковер все еще высыхал после того, как они прошли по залу.