Я покраснела. Мне было сложно отгонять воспоминания в этой кухоньке.
— Конечно, да.
— Как мы строили его вместе, смешивали глину и солому, как лепили на стенах забавные мордашки?
Я вспомнила, как мы месили глину с соломой и строили стены, смотрели, как наш дом рос понемногу. Я помнила, как собирала в реке камешки и выкладывала из них узоры. В том доме не было прямых линий — одни изгибы и скругленные углы. Мама намеренно его сделала таким.
— В природе нет ничего прямого, кроме горизонта, — сказала она, когда мы лепили арку для входной двери. — Никаких ящиков и линий, — мы звали с тех пор наш кривой домик извилистым.
Я любила его всем сердцем.
— Я помню, как замуровала шершня у задней двери, — сказала я.
Она рассмеялась, и этот звук неожиданно вызвал другие воспоминания. Я резко отвела взгляд и сжала платок.
— Мы были счастливы вместе, Джемма, — сказала она, еще улыбаясь. — У нас был сад. Мы растили бобы, собирали желуди. У нас росло авокадо, была коза по имени Ботинки. Я писала статьи для научного журнала и иллюстрировала тексты других биологов. Ты помогала мне смешивать краски.
— Это не все, что ты делала, — сказала я. Я и забыла о козе.
— Нет, — сказала она почти задумчиво. — Не все.
— Ты встречалась в тайне, сговаривалась с сектантами. Я помню, люди приходили к нам в дом ночью, я сидела в углу, а ты думала, что я в кровати.
— Нет, я знала, что ты слушала, — сказала она. — Что ты слышала?
Я вдохнула.
— Я ничего не понимала. Но вы не были согласны с Пророчеством. Ты думала, что это вредит Алькоро.
— Не совсем так, — сказала она. — Что говорится в Пророчестве?
— Мы — создания Света…
— Нет, — перебила она. — Что там говорится — не то, как мы это понимаем. Ты провела свою взрослую жизнь в Каллаисе, почти все время во дворце. Уверена, как только тебя короновали, они начали вырезать Пророчество у тебя на звездных обручах, чтобы ты не забыла. Но я знаю, что ты видела настоящие петроглифы.
Она открыла полевой журнал и вырвала листок. Она откупорила походную баночку чернил и обмакнула перо, осторожно изобразила несколько строк текста на бумаге.
Когда она закончила, она развернула листок. Она изобразила старые петроглифы вместе с пробелами, где знаки стерлись от времени.
МЫ СОЗДАНИЯ… СВЕТА,
И МЫ ЗНАЕМ… ИДЕАЛЕН.
…СЕДЬМОЙ КОРОЛЬ КАНЬОНОВ… СТАНЕТ И ПРИНЕСЕТ
БОГАТСТВО И ПРОЦВЕТАНИЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ.
МИР ПРИДЕТ И… БОГАТСТВО…
Я — ПРИЗМА, РАССЕИВАЮЩАЯ СВЕТ.
С…
Под словами были знакомые изображения: человеческая фигура с отчасти стершейся головой и шестиконечная звезда.
— Что говорится в Пророчестве? — спросил она. — Мы не знаем. Я из тех, кто верит, что мы не можем понять оригинальный посыл по этим фрагментам.
— Но эксперты, — сказала я, — изучали Пророчество веками, описывали и спорили, строили теории насчет значения.
— Да, как моя дорогая сестра, — сказала она, закупорив чернила со шлепком ладони. — Я расскажу тебе о таких, как она, о тех, что было до нее — все не так просто, как это говорит Прелат. Пророчество не существует в пустоте. Оно близко связано с экономикой и политикой этой страны с тех пор, как было найдено на камне.
— Думаешь, я этого не знаю? — сказала я, она повернулась к плите. — Я, кхм, была королевой этой страны. Я прекрасно знаю, как Пророчество влияет на нашу экономику и политику. Оно диктует все решения, что мы принимали в комнате совета.
— Оно не одностороннее, — сказала она, наливая масло на сковороду. — Влияние идет и в другую сторону. Решения, сделанные ради Пророчества, всегда находятся под влиянием мирских мотивов. Почему, думаешь, озеро Люмен стало мишенью Пророчества?
— Это открылось Прелату.
Она закатила глаза к потолку.
— Да, после поста и галлюциногенных настоек, прости мою ересь, но и у меня бывали видения от голода, но я не стала строить на них стратегии политики. Но, может, я слишком цинична, и Свет шепнул про озеро Люмен на ухо Прелату. Но ты понимаешь, что это не единственный их мотив? Ты ведь не думаешь, что это не связано со смертью стареющих правителей и восхождением на трон королевы-ребенка? Это ведь не связано с тем, что самый богатый народ Востока вдруг оказался под нестабильным контролем? План захватить озеро Люмен начал проступать, когда умерла королева Мирна Аластейр, и ее одиннадцатилетняя дочь Мона была коронована. Это ведь совсем не повлияло на стратегию Прелата, да?
— Это…
— Измена, да, знаю, пора уж тебе не удивляться. Иначе за что меня заперли в тюрьме Меса? Все в Алькоро ради Пророчества. Мы много денег и усилий бросили на его исполнение, и любой шепот, что мы действуем неправильно, вызывает у Прелата ужас, — она покачала головой. — Но шепот появляется не просто так. Джемма. Потому мне и нужно было вытащить тебя из Пристанища. Тебе нужно кое-что узнать.
— Что же?
— Есть другое Пророчество.
Слова звучали странно, словно не должны были существовать в восточном языке. Я попробовала их сама:
— Другое Пророчество? Ты его нашла?
Она склонила голову, занеся яйцо над сковородой.
— Ты не звучишь потрясенно.
Я сглотнула.
— Я слышала, что может быть больше. Вы, сектанты, всегда говорили, что есть другие фрагменты, кусочки в разных местах, что опровергают Пророчество из Каллаиса. Я читала много теорий. Многие были неубедительными.
Мама стукнула яйцом о сковороду и вылила его на шипящий лук.
— Люди говорили так всегда, и, может, некоторые были правы. Но это настоящее.
— Где оно?
— Оно… кхм, сперва тебе нужно понять мою текущую работу, — она указала на дверцу в дальней стене, которая, как я думала, вела в спальню. — Посмотри, пока я заканчиваю завтрак. Но сильно свет не впускай, это их потревожит.
Я растерянно встала из-за стола и прошла к двери. Я повернула ручку и приоткрыла ее, сунула туда голову. Комната была без окон, сделана в том краю дома, что сужался, и потолок спускался к полу. Но в комнате не было темно, как я думала. Ее заполняло бело-голубое сияние, отражающееся в прозрачных бусинах, что висели как нити кристаллов. Я пару раз моргнула, пытаясь понять, что вижу.
— Арахнокампа люминоса, — сказала мама за моим плечом. — Грибковые личинки.
Вдоль стен стояли стеклянные шкафы, в каких могли хранить красивую посуду. Полки их были полны сияющих точек света, озаряющих зловеще красивые бусины, ниспадающие до земли. Я отошла от двери, чтобы рассмотреть лучше, закрывая собой утренний свет с кухни.
— Светлячки, — сказала я.
— В тюрьме Месы, — сказала мама за мной, — ближе всех ко мне были каменные пауки, что жили в моей камере. У меня было много времени изучить их, и, когда меня выпустили, я поискала схожие виды на склонах гор Стелларандж. Они увели меня глубже в горы. Там есть пещеры — ты знала? Их там полно. И они не пустые. Туннели на нижних уровнях полны арахнокампы. И мы стали исследовательской командой. Я столкнулась с геологами, — в ее голосе был заметен восторг, она гремела сковородой по плите.
— Это слизь? — спросила я, постучав по стеклу рядом с дюжиной нитей сияющих бусин.
— Слизь на шелковых нитях, — я услышала, что она сняла сковороду с огня и прошла в комнату за мной. Она вытерла руки о штаны и указала на личинку, висящую в маленьком гамаке с потолка шкафа. — Из каждой будет дюжина. Их сияние приманивает. Насекомые летят к ним — даже их летающие взрослые особи — и запутываются в сетях. Они запутывают шелком жертву и едят ее. И, Джемма…
Она подошла к другому шкафу, что сиял ярче всех.
— Они меняют сияние в зависимости от того, когда ели в последний раз. Чем они голоднее, тем ярче свет, — она взяла коробочку со шкафа, в ней что-то шуршало. Она осторожно открыла стеклянную дверцу шкафа и вытряхнула коробочку. Оттуда вылетело облако мучной моли. Она закрыла дверцу.
Маленькие коричневые моли летали в шкафу, ослепленные. Они почти сразу полетели к бусинам слизи, нити покачивались, словно от ветра. Эффект был мгновенным. Сияющие приманки светляков зашевелились, и те выскользнули из гамаков и потянули нити.