Роджер Желязны
Создания света, создания тьмы…
Создания света, создания тьмы…
Поколения исчезают, уступая место новым,
и так было со времени наших предков.
Те, кто строят здания,
не имеют больше места.
Что сделали с ними?
Я слышал слова Имхотепа и Хардедефа,
чьи речи так любят повторять люди.
Где теперь их место?
Их стены обвалились,
их домов не существует,
как будто их не было вовсе.
Никто не возвращается оттуда,
чтобы сказать нам, где их место,
чтобы сказать нам, как им живется,
чтобы сказать нам, как успокоить сердце,
пока мы сами не отправимся за ними.
Так празднуйте и оставайтесь молодыми!
Смотрите, человеку не дано
забрать туда с собой свои владенья.
Смотрите, кто ушел туда, назад
не возвратится.
И вот, вошел он туда с Волшебной Палочкой в одной своей руке и Стаканом в другой, а с ним множество Чудовищ с головами диких Зверей. Они шли и страшно шумели, с факелами в руках.
Людская одежда — железо,
А тело — подарок небес.
Лицо как закрытая книга,
И жадное сердце как бес.
Прелюдия в Доме Мертвых
Человек идет в канун Тысячелетия в Доме Мертвых. Если вам удастся окинуть взглядом огромную комнату, по которой он идет, вы ничего не увидите. Слишком темно для глаз, чтобы что-нибудь различить.
И в это темное время мы будем называть его просто «человек».
Для этого есть две причины: во-первых, он полностью подходит под такое описание — мужчина, модель — человек, ходит прямо, на двух ногах, большие пальцы рук отстоят в стороны, обладает и другими характерными признаками человека, и во-вторых, потому что имя его было отнято у него.
И пока что нет причин заострять на этом вопросе внимание.
В правой руке человек держит посох своего Господина, и тот направляет его в темноте. Он тянет его то в одну сторону, то в другую. Он обжигает его руку, его пальцы, его отстоящий большой палец, если только нога его хоть немного уклонится от предназначенного пути.
Когда человек приближается в темноте к определенному месту, он поднимается на семь ступенек к каменному помосту и три раза стучит своим посохом.
И тогда появляется свет, туманный и оранжевый, рассеивающийся к углам. Он освещает огромную пустую комнату.
Человек переворачивает посох и засовывает его в углубление в камне.
Если бы у вас были уши в этой комнате, вы бы услышали звуки крылатых насекомых, кружащихся вокруг вас, — удаляющихся, возвращающихся.
Но только человек слышит их. Здесь присутствуют еще больше двух тысяч людей, но все они мертвы.
Они выходят из прозрачных прямоугольников, которые сейчас появляются в полу, выходят недышащие, неморгающие, в горизонтальном положении, отдыхают на невидимых катафалках на высоте двух футов, их одежда и кожа всех возможных цветов, а их тела — всех веков. У некоторых из них есть крылья, у некоторых — хвосты, у других имеются рога, а у третьих — длинные когти. У четвертых есть абсолютно все, а у пятых встроены механизмы, хотя у шестых их нет вовсе. Многие из них выглядят как обычные люди — вообще без всего.
На человеке надеты желтые брюки и рубашка без рукавов того же цвета. Пояс и плащ черные. Он стоит рядом со светящимся посохом своего Господина и смотрит на мертвых.
— Вставайте, — говорит он. — Все вы!
И слова его смешиваются с жужжанием в воздухе и повторяются вновь и вновь, не как эхо, затихая, а настойчиво и решительно, с силой электрического сигнала тревоги.
Весь воздух заполнен звуками и наэлектризован. Раздаются стоны и скрип суставов, затем дыхание.
Шуршание, звон, кряхтение, они садятся, они встают.
Затем звуки и движение прекращаются, и мертвые стоят, как незажженные свечи, перед своими раскрытыми могилами.
Человек сходит с помоста, стоит мгновение перед ними, потом произносит:
— Следуйте за мной!
И идет обратно тем же путем, которым пришел, оставив посох своего Господина дрожать светом в сером воздухе.
Вот он подходит к высокой женщине с золотистой кожей — самоубийце, смотрит в ее невидящие глаза и спрашивает:
— Ты узнаешь меня?
И оранжевые губы, мертвые губы, сухие губы шепчут:
— Нет.