— Что «конечно»?
— Еще не поздно. Я…
— Позади тебя, на стене! — кричит Фрамин. — Тифон!
Осирис бежит со скоростью, странной для его положения. Он прыгает к зеленому гобелену, откидывает его в сторону и бросается в проход. Тень скользит за ним и встает на дыбы. Когда она отходит, в гобелене и в самой стене остается дыра, напоминающая очертания лошади.
— Тифон! — зовет Фрамин.
— Я здесь, — слышится голос. — Зачем ты предупредил его?
— Тот даровал ему жизнь.
— Я не знал.
— Ты слишком поспешил уйти и многого не слышал. Впрочем, Осирису уже все равно.
— Нет. Боюсь, он убежал от меня.
— Убежал?
— Его не было в кабине, когда я уничтожил ее.
— Возможно, это и к лучшему. Послушай, мы можем использовать Осириса…
— Нет! Между нашей семьей и этим никогда не может быть мира, а свои рыцарские сантименты брат пусть оставит при себе. Я люблю Тота, но не собираюсь связывать себя его обещаниями. Я буду обыскивать этот Дом, пока не найду Осириса и не отправлю его в Скагганакскую Пропасть!
— Как уже сделал с Анубисом?
— Нет! Анубис скрылся! Но это ненадолго… Тифон встает на дыбы, окутывается огнем и исчезает.
Фрамин рубит воздух тростью — окно захлопывается.
— Анубис еще жив, — гладя куда-то вбок роняет Мадрак.
— Очевидно.
— Что мы будем делать?
— Я еще не во всем здесь разобрался. Продолжим?
— Я устал, Фрамин.
— Тогда иди отдохни. Любая комната — твоя. Где поесть, ты знаешь.
— Найду.
— Тогда до скорого.
— До скорого, Повелитель.
Мадрак выходит из зала и бродит по Дому Мертвых, пока не попадает в комнату, где как статуи стоят мертвые. Он садится среди них — и говорит:
— Я был ему верным слугой. Послушай меня, женщина с грудями, как дыни. Я был ему верным слугой. Поэт вел войну с другими Ангелами, зная, что идет против его воли. Но он прощен и возвышен. А кто я? Слуга слуги!
…Это несправедливо…
— Я рад, что ты согласна со мной. А ты, парень с десятью руками, ты нес дикарям веру и нравственность? Побеждал ли голыми руками чудовищ и волшебных зверей?
…Конечно, нет…
— Вот видишь… — Мадрак похлопывает себя по бедру. — Вот видишь, на свете нет справедливости, а добродетель осквернена и обманута. Что стало с Генералом? Сколько лет он бьется, чтобы люди ни в горе, ни в гневе не теряли человечности? Воздалось ему? Жизнь отняла у него даже его тело. И это справедливость?
…Едва ли…
— Все придут к этому, несчастные! Все станут истуканами в Доме Мертвых, кем бы ни были, что бы ни делали. Вселенная никогда не благодарит. Дающему никогда не воздается. О, Ты-Кто-Может-Быть, почему ты так все устроил — конечно, если Ты действительно все это устраивал, — почему? Я служил, как мог. Тебе и Принцу, Твоему воплощению. Чем вы меня наградили? Услужением зеленобородому в этом поганом склепе. Ну что ж, великие, слуга не горд, он молчит и кланяется. Но Сет будет биться с Безымянным без перчатки Энергий!
…Я не ослышался?
Вздрагивает Мадрак и видит статую, которой раньше не было; и в отличие от других, она двигается.
Ее голова-это голова шакала, а красный язык вылетает вперед и тут же убирается обратно.
— Ты?! Нетрудно спрятаться от Фрамина, но убежать от Тифона…
— Это мой Дом. Пройдет немало веков, прежде чем кто-то другой узнает все его тайны. Мадрак встает, и посох вращается в его руках.
— Я не боюсь тебя, Анубис. Я сражался во всех местах, где хоть раз звучало Слово. Я многих отправил в этот Дом и пришел сюда сам, как победитель, а не как жертва.
— Тебя победили давным-давно, Мадрак, а ты только теперь понял это.
— Молчать, шакал! Ты говоришь с тем, кто держит в руках твою жизнь.
— А ты говоришь с тем, кто держит в руках твое будущее.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сказал, что Сет вновь идет биться с Безымянным?