Набрав номера тех, чьи имена написаны на конвертах, я, скорее всего, услышал бы, механический голос, сообщающий, что абонент выключен или временно недоступен. Или же мне ответил бы незнакомый голос, который, дрогнув, сказал бы, что Катеньки, Оли, Ларисы и Томочки больше нет. Я не хотел слышать эти голоса. Не хотел ничего знать. Не хотел быть.
Прошло еще немало времени, прежде чем я сумел подняться. Двигаясь с трудом, словно дряхлый старик, подошел к окну, открыл его. Было невыносимо душно. Почему все это случилось со мной? Кто выбрал меня, кто вывернул наизнанку мой ритуал, испоганил, уничтожил? Кто так ненавидит меня? За что?
В небе горели звезды. На детской площадке веселилась компания подростков. Играла музыка. Светились окна домов. Там ужинали, смотрели телевизор, занимались любовью, там текла обычная, нормальная жизнь.
Дул пронизывающий ветер. Вскоре я продрог и закрыл окно. Ушел из кабинета, чтобы не видеть больше разбросанных по полу обрывков. Они будут отвлекать меня, не дадут сосредоточиться. В прихожей я задвинул задвижку на входной двери. Задернул шторы в гостиной и сел в кресло.
Какую цель преследовал подбросивший мне фотографии? Хотел убедить меня в том, что я убийца? Если так, то он не учел одного. Я боюсь крови. Всегда боялся. Даже на фотографии не могу ее видеть. Правильно сказал дядя Леша — я хлюпик. Слишком впечатлительный. А может быть, я просто не помню, как убивал? Раздвоение личности… Такое ведь возможно! Живу один, друзей у меня нет, не люблю компании, предпочитаю одиночество, самые сильные эмоции испытываю, исполняя свой ритуал. Да, ритуал, как и у любого маньяка. И трофеи у меня есть — вон они, лежат изодранные в клочья в кабинете. Я прочел достаточно детективов и посмотрел их немало. Убиваю — и забываю до следующего раза, пока не встречу подходящую девушку. Одинокую, без семьи. Девушку, которой хватятся не сразу, а может быть, никогда не станут искать…
Я закрыл глаза, сжал пальцами ноющие виски.
А может быть, кто-то хочет подставить меня? Но как могли фотографии попасть в мой стол? Ключи от квартиры есть только у нас с Лерой. Предположим, их могли выкрасть из моей сумки, пока я работал или, с тем же успехом, из ее сумочки. Вытащить ключи, сделать оттиски, ничего сложного, если подумать.
Меня снова прошиб холодный пот, я вскочил на ноги, схватился за сердце. Лера! Следующая жертва — она! Я должен предупредить ее, обезопасить! А если убийца — я? Значит, нужно обезопасить от себя самого, сейчас, пока я вменяем. Я дам ей денег. Нет, не так. Я куплю ей тур, надолго. Сделаю для нее то, что не сделал для Лены. Может быть, даже имена их не зря так похожи, различаются лишь одной буквой…
Я бросился к компьютеру, начал лихорадочно просматривать сайты туристических агентств. Лера говорила, что мечтает путешествовать, вот пусть и путешествует. Поездит по Европе, к примеру, с туристической группой, с людьми, на виду. А я тут тем временем разберусь. Завтра позвоню ей, скажу, что заключил контракт с каким-нибудь журналом, что должен срочно уехать, а сам тем временем…
Я потянулся к айфону и набрал номер Светы.
— Привет! — сказал я. — Извини за поздний звонок. Знаешь, я все же хочу поговорить со следователем. Не пойму, почему меня до сих пор не вызвали. Дай мне его номер?
Лера курила в открытую форточку кухни. За окном кружились снежинки. Она все-таки перекрасила волосы в черный цвет, и теперь действительно выглядела намного эффектнее, чем прежде.
— Дядя Леша, ты точно уверен, что не сказал Игорю ничего такого, когда он приходил к тебе? — глядя в окно, спросила она.
Бывший участковый покачал головой. На кухонной стене тикали старые ходики. На плите в сковородке под крышкой жарились котлеты, распространяя по квартире мясной дух. Аппетитно булькал в большой цветастой кастрюле борщ.
— Уверен. Да ты не бойся, племянница, подержат его в психушке, да и отпустят. Нет против него улик никаких. Когда Лену эту убили, его даже в России-то не было. Да и с другими ведь старались подгадать, время выжидали…
Лера передернула плечами.
— Говорила же я ему не ходить к следователю! Две повестки вытащила из ящика и выбросила. Ясно же было, чем закончится!
— А, ерунда, — отмахнулся Алексей Петрович. Он сидел, положив на стол крупные руки, покрытые темными старческими пятнами, хмуро смотрел на Леру из-под кустистых бровей. — Не в себе человек, толку от его показаний никакого. Бормочет что-то про ритуалы, про тела, а где они, тела эти? Нету тела, нету дела! Спятил, одно слово. Дай-ка мне лучше хлеб, я нарежу.