Марин по привычке погладил лицевые пластины на лбу и откинулся на стенку. Его тело не ощущало усталости, но моральное утомление от спуска на планету успело накопиться, и полиморф не знал, куда себя деть в жажде покоя. Казалось бы, за столько лет полета они должны радоваться случившемуся «приключению», но радость омрачалась потерей друга, вместо которого теперь перед ним есть вот это.
— Пректон… — нерешительно заговорил Марин. Он понял, что до него только что отказали во всех ответах Рэтхэму, а значит, он чем-то этот рассказ не заслужил. Есть ли у искусственного интеллекта приязнь? Или для него они все равны? Марин качнул головой, прогоняя вязко текущие мысли. Какая-то часть себя все равно протестовала и злилась от необходимости искать услужливые слова, чтобы вызвать у этого отродья инженерной мысли желание общаться. — Я не хочу проблем и недопонимания с командой. Ты предполагаешь, должно быть, что они станут спрашивать, когда узнают, что с Вайоном случилось. А я знаю, что они начнут спрашивать и меня в том числе. О случившемся. О том, грозит ли им подобное. Как и почему я недосмотрел за… вами. Они станут задавать мне вопросы. И мне надо будет что-то им отвечать. Надо будет придумывать оправдания и успокаивать панику.
— Я понимаю, — отозвался Пректон и согласно кивнул. — Вам нужны факты.
— Я был бы рад знать.
— Нет. Вы не были бы рады. Но вас бы это успокоило.
Марин не нашел ничего лучше, чем согласиться. По непонятной для него причине Пректон все равно вызывал бешенство. Лучше на него не смотреть. Тогда его ровный голос звучал в приватном канале как системные сообщения и не так раздражал, будучи сказанным изнутри знакомой оболочки Вайона.
— Согласен, — коротко подтвердил Марин.
— Хорошо. Я удовлетворю ваш интерес, — ответил Пректон, не пошевелившись, а потом начал свой доклад, периодически расширяя его сбрасываемыми данными. — Последние записи памяти Вайона содержат данные о некоем влекущем факторе, за которым он шел с момента высадки на планету. У меня нет информации, что это было. Сенсоры не фиксировали внешних звуковых воздействий или иных волновых колебаний. Возможно, данная оболочка имеет недостаточный для восприятия и записи набор сенсоров, а все воздействия были направлены напрямую на нейролитовый кристалл.
Марин получил запрос на архив данных и охотно принял его. В записях перечислялся странный и хаотичный поток эмоционального состояния, который овладевал Вайоном на протяжении всей высадки.
— Здесь провалы в памяти, — заметил Марин.
— Совершенно верно, — ответил Пректон. — Провалы по естественным причинам, а так же часть данных потерялась при архивации.
— Погоди! Ты сказал — архивации? Что ты имеешь в виду? — Марин изменил своему правилу и все же посмотрел на Пректона.
— После того, как личность Вайона получила критические эмоциональные перегрузки, я взял контроль над оболочкой и подменил собой управляющие базисы личности. После чего запустил процесс переноса файлов памяти в резервный автономный слот, изолированный от внешнего воздействия.
Марин глуповато уставился на машину, не понимая ничего из сказанного. Возможно, Джаспер бы понял. Если, конечно, он такое вообще предусматривал.
— Просто скажи, его можно восстановить и когда? — махнул манипулятором Марин.
— Да, можно, — это было самое лучшее, что услышал безопасник от машины. — Но не в ближайшие годы.
А вот последнее напрягло.
— От чего зависит скорость восстановления?
— От благоприятной внешней среды, — ответил Пректон и замолчал.
— Что входит в благоприятную среду?
— Не могу дать точного ответа.
— Проживание на планете? Облучение? Тишина? — начал перебирать все диковатые варианты Марин.
— Не могу дать точного ответа.
Как об стенку…
Полиморф с алой броней вновь привычно прогладил ладонью гладкие пластины на голове.
— Иными словами, ты не знаешь?
— Верно.
Дожили.
Признание в собственном бессилии давалось Марину тяжело. Он привык, что может взять командование на себя, если от него по какой-либо причине отказывался Вайон, и под его руководством все придет в норму и починится.
— Ладно, — Марин уже смиренно махнул рукой. — Подобное может случиться с кем-либо еще?
Но ответ Пректона его внезапно удивил:
— Нет.
— Почему?!
— Потому что ваш коэффициент психической активности недостаточно высок, чтобы вы как-либо ощутили воздействие на себя извне.
Человек в машине удивленно уставился на робота, и мимические пластинки сложились в гримасу искреннего изумления.
— То есть, ты хочешь сказать, что тот сраный коэффициент теста, который ни на что не влиял, внезапно стал причиной, по которой у Вайона потекли мозги? — переспросил Марин и получил законный ответ:
— Да.
— Вот дерьмо!
В порыве эмоций безопасник вскочил с сидения и принялся ходить по тесной каюте из стороны в сторону. Пректон следил за ним, не сводя взгляда, и человека это впервые не напрягало — он его просто не замечал.
— Получается, у нас есть торийский экипаж, который сошел с ума почти целиком, — начал размышлять вслух в их приватном голосовом канале Марин. — У нас есть свидетельства, что кто-то из их команды успешно сопротивлялся психозам, а кто-то обезумел, как тот капитан. И у нас есть Вайон, который стал жертвой той же херни, только в отличие от торийского экипажа он имел возможность перемещаться и куда-то отправиться. Что он увидел там, Пректон? Ты можешь мне показать?
К удивлению Марина, тот показал. Поделился записью последних мгновений, где в руинах города поднималась вверх черная воронка неизвестной субстанции. А потом эта субстанция рассыпалась на мелкие частицы и устремилась к нему.
Человек отшатнулся от образов, словно увидел их только что своими глазами. Как-то слишком ярко он представил себя там, на той скале. И этот шепчущий ужас окатил его давно забытым холодком страха на душе. А мог ли Вайон как-то этому сопротивляться? Вряд ли. Он бы и сам не смог ни противиться, ни убежать. Но узнанного теперь от Пректона, было более чем достаточно для понимания, в какую задницу они залезли. Пора было выбираться отсюда, как можно скорее. Что там говорил Джас про переплавку артиллерии на запчасти? Пожалуй, в эту минуту Марин готов был пойти сам впрячься помогать Кирену разбирать корабль. Он сам и остальные бойцы, которым сейчас нечего делать. Главное улететь быстрее, а после, в полете, можно обсудить дальнейшие планы.
***
Работа заняла несколько корабельных суток. Экипаж трудился без отдыха и перерыва, но в какой-то момент время ожидания растягивалось из-за непреодолимых обстоятельств. Так, например, Джаспер и Крима вынужденно объявили перерыв в работе, когда, наконец, заработал репликатор и все ненужные запчасти «Искателя» пошли на переплавку.
Перед вторым этапом работы Пирт решительно потребовал от Марина полного отчета о состоянии Пректона-Вайона и поставил условие об обязательном оповещении команды перед отлетом. Марин и Джаспер неохотно согласились с этим и признались, что больше скрывать правду уже нельзя.
О случившемся с Вайоном должна узнать вся команда. И только команда целиком должна принимать решение о том, что им делать дальше.
Репликатор мерно гудел и работал, штампуя из сгустков материала необходимые детали для сборки навигационной системы. Вся целиком команда «Искателя» могла поместиться разве что в грузовом отсеке, куда Марин решительно пригласил всех собраться. По старой привычке они хотели видеть друг друга «в лицо» и понимать по неуловимым мелким жестам отношение к новостям. Сейчас общение через единый голосовой канал только утаит много правды, а Марину крайне необходимо было понять, как Лания сказалась на экипаже.
Общая нервозность давила на сознание. Народ задирал друг друга и раздражался по мелочам. За время починки на орбите планеты от мелких ссор корабль получил больше всего внутренних декоративных повреждений. То аппаратуру кто-то швырял в стену, то бил кулаками. Найдэн с парочкой других наиболее спокойных сослуживцев старались успевать на все конфликты и не давать им разрастись в яростные скандалы. Добавляло агрессии и отсутствие сдерживающего фактора в лице Вайона. Но после разговора с ним, тот же Рэтхэм заперся в каюте и не донимал остальных. А Ханк успешно загрузил ученых. Да так, что Инс присоединился к собранной в трюме команде последним — так долго он не мог оторваться от своего терминала.