— Да. Видел, — кивнул Эйнаор, понимая, к чему клонит Лаккомо.
— Малейшая трещина в кристалле при случайных обстоятельствах может разломить его на части. Думаешь, почему нейролит хранится в открытых капсулах, сверкая своей «чудесной лазурью» на все окружение. Явно не для красоты. Так проще стравливать лишнюю энергию, и даже при спонтанном выбросе она не дает взрывного эффекта. А знал ли ты, что короба кристаллов у военных машин не имеют открытых капсул, а абсолютно герметичны? Под пломбами, кодовыми замками и без доступа к окружающей среде.
Эйнаор не знал и побледнел.
— Но это же….
— Я не знаю, почему они так сделали, — сказал Лаккомо, разводя руками и не давая брату разразиться предположениями. — По глупости или специально. Хотели ли они получить контролируемый отток энергии или целенаправленно строили ходячие бомбы замедленного действия — я не знаю. Но у меня есть факты. Которые я намерен использовать с твоей помощью. Другое дело, что медлить нам ни в коем случае нельзя. У нас нет лишнего времени. Ты сам сказал — факты могут развернуть против нас. Одно лишь случайное видео в Интерсети — и репутация Тории падет так низко, как еще не была никогда. А после этого им останется только предъявить нам ультиматум. И всё. Тории, которой стояла у них поперек горла, больше не станет. Но! Лишь в том случае, если это видео будет не от нас.
— Я понимаю, — убитый тоном вынужденно соглашался Эйнаор. В спорах с братом он побеждал редко. Сегодняшний диалог грозил снова окончиться отступлением с его стороны.
— Мы должны сказать об этом первые, — подвел последнюю черту вице-король.
— Я знаю! — всплеснул руками Эйнаор. Хотелось действий. Выйти из кабинета, начать что-то делать, связываться с людьми, думать, идти, но не сидеть в этом кабинете с давящими стенами. — Но сперва нам нужны хотя бы какие-то доказательства непричастности боевых машин к «Полиморфу».
— А если факты докажут обратное? — Лаккомо вопросительно вскинул одну бровь и ядовито улыбнулся, что еще больше взбесило Эйнаора.
— Тогда я куплю всю эту сраную независимую комиссию, чтобы она доказала мне то, что нужно!
Лаккомо предпочел промолчать. Именно сейчас, глядя на злобного, взвинченного брата, он улыбнулся. Просто, без ехидства и подколок. По-доброму, как будто такого вида он все это время и добивался. Эйнаор заметил улыбку и тут же начал затихать. Такой спокойный взгляд смущал больше, чем пристальное хищное внимание. Лаккомо и раньше любил так подолгу изучающее смотреть, словно старательно запоминая редкие моменты особой живости эмоций. И сейчас вновь между братьями на мгновение проскочили отголоски старых домашних и детских воспоминаний. Раньше так было часто.
Сейчас — повезет, если раз в пять лет.
В кабинете стояла тишина. Только тихонько тикали на стене старомодные валейновые часы. Несколько стрелок, выполненных в форме ветвей и перьев, описывали свои круги, показывая месяц, день и точное время. Широкое кольцо, густо покрытое гравировкой с изображением разнообразных зверей и уже давно вымерших птиц, незримо проворачивалось вокруг оси часов, указывая на 5048 год от эры Новых Звезд.
Даже традиционные бамбуковые колокольца около часов едва заметно покачивались, но пока не звучали.
Эйнаор первым прервал молчание.
— Хорошо. Мы будем спешить.
— Прекрасно. Я предоставлю тебе полиморфа, чтобы ты мог отсканировать его сознание сам.
— Что? Почему я? — встрепенулся вдруг Лоатт-Лэ.
— Ты лучший менталист из своего окружения. И ты сможешь вытащить информацию мягко. Большее вмешательство с моей стороны его только сломает.
Лаккомо удовлетворенно развалился в кресле, как будто сейчас его начало, наконец, все устраивать. Для полноты картины ему не хватало еще бокала с легким спиртным напитком и неформальной одежды. А так, все соответствовало образу аристократичного правителя, рассуждающего о чужих жизнях, словно о приготовленных к десерту орехах, и строящего планы по захвату мира в промежутке между чисткой колоний.
Уборкой колоний, если говорить точнее. На такие мелочи мало кто обращает внимание. Но все дело в тонкостях отношения. При чистке — всю атрибутику отмывают и приводят в порядок. При уборке — мусор выносится прочь.
Лаккомо редко наводил именно чистку своих кадров и подконтрольных зон. Он предпочитал избавляться радикально от лишнего «мусора».
— Ладно, — задумчиво ответил Эйнаор и начал перебирать дальнейшие планы. — Я вытащу из полиморфа все, что смогу. Отдел информационных технологий поможет достать скрытые данные. Нам понадобится день на то, чтобы понять, с чем мы имеем дело. Или с кем.
— Нам важно выяснить, откуда они набирают людей, — сказал Лаккомо тихо.
— Мало ли откуда. Это пока не принципиально. Да хоть подбирают с улиц, — пока отмахнулся Эйнаор, уходя с головой в составление плана задач.
— Как раз таки это очень важно для нашего будущего дела, — настойчиво проговорил вице-король, без интереса глядя на свои ногти.
— Чем же?
— Представь, что ты обычный гражданин с улиц Цинтерры… И не думай так громко, иначе я слышу, как у тебя глаз дергается, — резко одернул Лаккомо и иронично покосился на скривившегося брата. — Просто представь. Неужели тебе есть какое-то дело до бродяг с улиц? Допустим, ты узнал, что их подбирают и сажают в машины… И что? Ты решишь, что это правильно. Что так и должно быть. Ведь теперь они приносят пользу и охраняют твой покой. А что если это не так?.. Что если военные полиморфы это дети? Сироты? Неизлечимо больные? Или это рабы, которых разобрали в ближайшем квартале на органы, а сознание продали во флот? А что если это отдельные колонисты с закрытой зоны, которых выращивают на убой? Как скот, который тебе по высокой цене продают за порцию с холодильника. Какой вариант тебе больше всего не нравится? От чего ты, будучи простым гражданином и обычным человеком взвоешь от несправедливости? Даже сейчас количество военных машин навскидку примерно достигло миллиона не считая уже разбитых. Им в конструкторском отделе где-то нужно брать людей. Но в Интерсети не мелькало контрактов. А пропажа любого более менее обеспеченного и работающего человека строго фиксируется. От массовых исчезновений поднялся бы шум. Следовательно,… они в любом случае набирают на свои эксперименты тех, кого считают не просто отбросами общества, а тех, о которых общество даже не в курсе. И самый важный вопрос — кого. От ответа будет зависеть суть нашего последующего обвинения.
— А если это всего лишь имитация сознания? — Эйнаор нахмурился. Ни один из перечисленных вариантов ему не нравился и больше всего он сейчас хотел, чтобы Лаккомо ошибся.
— Исключено. Я знаю, как выглядит чужая душа. Это она.
— Но может все-таки…
— Посмотри сам.
Сказал, и как поставил точку на всем разговоре. Ну да, что еще он мог предложить. Эйнаор закатил глаза к потолку, поднял голову и прогреб пальцами длинные волосы.
Непрошибаемая логика. Иногда это удобно. Но не тогда, когда этой логикой стучатся к тебе в голову.
— К тому же, какая разница, — тихо проговорил Лаккомо. — Мне все равно не нравятся эти машины, чем бы они не являлись. Будь я на стороне Цинтерры, я бы сделал армию максимально похожих на полиморфов существ, а потом подал бы иск на Торию. Если бы выиграл, то посадил бы парочку своих директоров в конструкторском отделе «за тайное сотрудничество с Торией» и продолжил бы использовать машины. Если бы проиграл — все равно продолжил бы делать и использовать машины, но просто в один непрекрасный день направил бы их на войну с «желтолицыми».
Эйнаора снова перекосило, на сей раз от последнего слова. Конечно, о вечном штампе на своей расе он знал, но каждый раз это по-новому бесило. Еще и Лаккомо произнес его с любимой интонацией всех федералов.
Наслушался же.
— Какие бы планы на самом деле не ставила Федерация я просто против этих машин, — добавил Золотой Журавль. — И я сделаю все, чтобы это прекратить.
Лоатт-Лэ только снова тяжело вздохнул. Кажется, сегодня он это уже слышал в другой вариации.
— Мощности моего серверного центра во Дворце не хватит, чтобы проверить базы данных по исчезнувшим людям, — Эйнаор решил договорить коротко по самому делу. — Я могу озадачить хакеров, чтобы они нашли и взломали точки напрямую конструкторского отдела, но боюсь, что это может не выйти. Или их засекут.