Все-таки горожане Лазурного Берега были уже братьями тренированные. Это раньше редко какой Лоатт-Лэ позволял себе приобщаться к простой жизни народа и баловать своим «светлым ликом» общественность. Лаккомо и Эйнаор меняли отношение к себе с ранних лет. Нет, они не посещали город с целью сделать себе красивую рекламу или отметиться на фоне чужих достижений. Они не открывали своим приходом школы и рестораны, музеи или новые магазины. Братья просто иногда пользовались всем богатством столицы наравне с ее жителями. Как бы не была хороша дворцовая кухня, изредка они посещали городские рестораны. А при идеально отлаженной системе доставки они иногда могли позволить себе посетить обычный магазин дорогой одежды.
Будучи ещё на обучении, в особо хорошие дни братья не брезговали даже добираться пешком до Академии. Когда регулярные полеты на флаэрах с телохранителями начинали надоедать, им было приятно лишний раз прогуляться полчаса пешком по широким аллеям.
В итоге, народ постепенно привыкал к своим будущим правителям, проникался их искренней отзывчивостью и благожелательностью. Обаятельные и всегда вежливые юноши быстро понравились общественности. И теперь для горожан уже не было сюрпризом встретить повзрослевших и поделивших Престол братьев на улице или в магазине с художественными принадлежностями. Их не бросались снимать и фотографировать на персональные коммуникаторы, и тем более не кидались просить автографы. Присутствие Эйнаора или Лаккомо на улицах столицы считалось нормой. Разве что особо чуткие граждане пытались внимательно проследить настроение братьев. По здравому решению все считали, что если правители были замечены в приподнятом настроении и улыбались, то причин для беспокойства у граждан нет. Они и планета в безопасности.
Вот и в ресторане, стоило братьям отвлечься и затронуть длинную череду юношеских воспоминаний, как остальные посетители ресторана расслабились. Они не слышали, о чем говорили их венценосные правители, но им хватало улыбок обоих.
Уже во Дворце Эйнаор вспомнил про вино. Затащив брата в старую гостиную, он упорно сворачивал с деловых тем и не давал загружать голову государственными проблемами. Лаккомо охотно на это велся, согласившись, что один вечер вся галактика может потерпеть и подождать.
— Много говоришь с ними? — спросил Лаккомо, неопределенно кивая в стены.
— С Тенями? — уточнил Эйнаор. — Не особо. Они неохотно отвечают. Только по делу. На Учителя вообще иногда обижаются. Капризничают.
— С чего бы это, — задумчиво пробормотал Лаккомо, равнодушно скользя взглядом по стене и перескакивая с одного невидимого глазу объекта на другой.
Эйнаор наблюдал за ним с нескрываемым интересом. Сейчас Лаккомо вновь выглядел как раньше. Легкое вино словно оживило его, придало больше свободы в движениях, даже румянец на щеках уже не делал его похожим на бледную смертную тень.
Лоатт-Лэ нравилось, когда брат переставал держать себя зажато и ценил моменты, когда он поддавался неформальной обстановке и общению. Эйнаор любил часы, когда Лаккомо вел себя как человек, а не как разумная машина и приложение к своему боевому кораблю.
В такие моменты и сам Лоатт-Лэ начинал радоваться своей жизни.
— Они всегда потом грустят, когда ты пропадаешь из вида, — сказал Эйнаор, чуть улыбаясь.
— Но всегда молчат, когда я появляюсь, — иронично заметил Лаккомо.
— Спугнуть боятся, — пожал плечами младший.
— Или боятся, что я от них отмахнусь? — продолжая изучать вроде бы пустую стену спросил Алиетт-Лэ.
— Или так… — с угасающей улыбкой отозвался Эйнаор.
Словно утекшая из-под пальцев вода ускользнуло и прошло, казалось бы, хорошее настроение. Одно слабое касание нелюбимой темы толкнуло обратно в пучину расстройства и пустоты. Эйнаор знал, что Лаккомо инстинктивно уходил от любой попытки Теней его удержать. Да что там их! Если даже сама планета не могла его уговорить остаться…Источник звал вице-короля. Но чем сильнее становилось притяжение, тем дальше улетал Лаккомо. Будто убегая от непонятной клетки.
Хотя Эйнаор понимал брата, и где-то очень глубоко в душе завидовал его свободе. Но хорошее настроение Лоатт-Лэ окончательно пропало после разговора о Тенях. И Эйнаор уже знал, что лучше не пытаться продолжать увядшую беседу.
— Ладно, Лакки. Время уже позднее, — Лоатт-Лэ натянул на лицо подобие улыбки, залпом допил оставшееся вино, и поставив пустой бокал, поднялся с кресла. — Завтра мы начнем работу с полиморфом рано. Мне желательно подготовиться и иметь свежую голову.
— Да, хорошо, — Лаккомо «отлип» от стены и немного растерянно уставился на брата.
— Отдыхай, — Эйнаор похлопал его по плечу и неспешно покинул гостиную.
Алиетт-Лэ остался наедине. Даже Тени только что густо высовывающиеся из стен растворились и ушли. Как будто снова обиженные непонятно на что. Или на кого.
Лаккомо отказался понимать их в данный момент. Пусть демонстрируют свои капризы дальше. Для себя он давно решил, что не будет пытаться находить с ними общий язык, не привязываться. Это глупо, тем более с его бесконечной работой наверху в космосе.
Задумчиво глядя в бокал и перекатывая остатки напитка, Лаккомо даже задумался над тем, чтобы следующий раз остановиться на ночевку не во дворце, а в частном загородном домике. Не зря же когда-то он озадачился его анонимной покупкой и благоустройством. Как раз сгодится на такой случай, как сейчас.
Обижаются они… Да пускай!
Тем более пошло оно все…
Лаккомо впечатал бокал в стол, но крепкий материал лишь звякнул и уцелел.
Рывком поднявшись с места, вице-король направился в противоположную сторону, вглубь личных покоев. В голове неприятно зашумело, и по-хорошему не мешало бы освежиться в душе. Но отрезвленный после такого мозг обещал вновь начать напоминать о делах и старых давно принятых решениях.
Нет уж.
Зайдя в свою просторную спальню, Лаккомо, не включая свет, добрался до кровати и устало рухнул на нее. Только тогда он по-настоящему понял, как утомился за сутки. Ужасные, тяжелые, долгие и странные сутки. Казалось, что бой над планетой и общение с полиморфом были несколькими днями ранее, но нет… Каких-то десять часов назад он еще летел на корабле к Тории с машиной на борту. А до того, еще полдня назад командовал дурацкой военной операцией над планетой. Иногда время в космосе пролетает незаметно, отсчитывая недели, месяцы и проносящиеся годы. А иногда случается как сегодня, когда события одного перелета могут перевесить значимость целого десятилетия нудных полетов.
Тяжелый выдался день. И черная страшная усталость, наконец, настигла вице-короля и навалилась всей тяжестью, не давая расслабиться уснуть. Лаккомо долго ворочался, искал удобную позу, а, в конце концов, просто отбросил мешающую подушку. Легкий хмель сошел, снова давая волю мыслям, и Алиетт-Лэ вернулся к дневному разговору.
Все-таки Эйнаор был прав. Стоит только связаться с полиморфами против Цинтерры, как они оба попадут под удар. Тихий гадостный голос на грани сознания попытался уговорить все бросить. Уйти. Оставить. Прекратить эту бессмысленную возню.
Но нет… Так ведь нельзя. Это неправильно.
Что-то не давало покоя и зудело, напоминая об аморальности и несправедливости происходящего. Лаккомо не мог себе позволить бросить всё как есть и смириться с появлением таких машин. Просто — не мог. Что-то дикое виделось ему в таком состоянии. В самом факте наличия миллионов разумных, заключенных против их воли в кристаллы. Без возможности что-либо изменить. Без возможности двигаться. Без возможности жить. Вынужденные существовать в искалеченной оболочке, выполняя строгие приказы и не имея шанса заявить о своем заточении.
Несправедливость подобного заточения злила, выводила из себя и почти срывала последние стопоры. Лаккомо не отдавал себе отчета и не понимал, почему его это так сильно задевало. Но имея возможности, власть и влияние он собирался все прекратить. Или вывести на иной уровень. В конце концов, гражданские полимофы не вызывали такого подсознательного отторжения.