Много лет прошло поначалу. Пустых лет, когда молодые правители еще могли что-то вместе изменить. Но «Стремительный» нужен был в войне в космосе, против тех, о ком Федерация даже не подозревала. А Эйнаор с трудом приводил остатки колоний к покорности.
За пространными размышлениями дорога до Академии пролетела быстро. Королевский флаер причалил на одной их нижних площадок второго по величине громадного здания столицы. Резные серые стены стремящимися барельефами уходили вверх, и в то же время давили на сознание своей массивностью. Те кто строил это здание явно не пытались придать ему воздушного и свежего вида. Даже Солнечный Дворец был куда более приятным на вид, чем эта унылая мрачнота.
Или это все сделано для того, чтобы настроить студента на сопутствующий лад?
Братья выдвинулись из флаера к лифтам и Лаккомо невольно прислушался. Академия тихо гудела равномерным шепотом тысяч чужих мыслей. Не так, как во время коротких перемен или обеденного часа. Напряженно, очень собранно, густо окрашено переживаниями и почти что насквозь даже в стенах пропитано чужой усталостью.
Лаккомо повел плечами, словно стряхивая с себя налипающее уныние от этого места. Воспоминания пробуждались не самые приятные. Да, Академия дала им опыт, несомненно полезный и ценный, но многое могло быть подано иначе. Это было правильно, что члены королевского рода тоже граждане своей планеты, а значит, привилегий и поблажек в обучении у них быть не должно. Не обходилось, конечно, и без частных занятий, но на большинство лекций братья ходили, как обычные студенты. И экзамены тоже сдавали на общих основаниях.
Алиетт-Лэ нервно дернул губой, вспомнив экзамены в конце каждого годового курса и полный амфитеатр преподавателей всех мастей. Тогда каждый студент входил в амфитеатр лектория в одиночку и должен был ответить на любые вопросы. Любые! Это означало, что кто-то мог попросить вывести теорему Эйселя о «тождественном равенстве компонентов в проекциях многомерных функций», а кто-то лукаво поинтересоваться: «а знаете ли вы, молодой та’рэей, почему вы обязаны были прийти на экзамен в такой замысловатой униформе?»
Унизительная, дурацкая, безобразная мантия. С еще более убогими синтетическими белыми лосинами…
Наверняка, за полвека так ничего и не изменилось. А каждое следующее поколение парней до сих пор краснеет, бледнеет и потеет в этой гадости перед полной аудиторией преподавателей, забывая думать о более серьезных задачах.
Эйнаор тихо тронул Лаккомо за плечо, когда они спустились в подземный этаж и вовремя вернул его из старых воспоминаний.
— Идем. Мы уже близко.
Лоатт-Лэ повел брата на территорию одного из исследовательских центров. Подземные помещения здесь были просторными, светлыми и не создавали ощущения бункера. Стены отделаны плитами светлого гранита, с потолков лился не раздражающий белый свет. Короткий коридор вывел близнецов в холл с зоной отдыха. Лаккомо хватило быстрого взгляда на обстановку, чтобы понять, что работа в данном подземном комплексе кипит уже не первые сутки. И даже не первые недели. На столах были оставлены быстро сложенные планшеты, боты-уборщики еще не успели прибрать некоторые чашки, по креслам и диванам раскиданы чьи-то явно любимые пестрые подушки.
Эйнаор проследил за цепким взглядом Лаккомо и решил объяснить заранее:
— Я же говорил, что давно знаю про существование военных полиморфов у Федерации. Мне пришлось куда-то деть целый отдел, занятый добычей важной информации. Именно отсюда мы пытались выследить все хвосты. Сюда же я собирал тех, кто мог помочь разобраться в машинах и исходном проекте. …Давно.
Лаккомо ограничился кивком и еще раз обвел взглядом помещение, задержавшись отдельно на паре дверных проемов, закрытых бронированными дверьми с кодовыми замками, что было странно для вроде бы обычного штаба, изолированного от посторонних системой автоматического распознавания личности.
Эйнаор где-то крупно недоговаривал.
Но не вдаваясь в подробности, он подтолкнул Лаккомо к одной из дверей, провел своим браслетом перед сканером и позвал за собой дальше, в глубину комплекса и еще на целый этаж ниже, куда служащие и техники с корабля оттранспортировали полиморфа.
Эйнаор шел молча и не оборачиваясь. Лишь перед входом в само помещение бросил быстрый и мимолетный взгляд на брата, после чего заметно приосанился, изменился в лице, приготовился ко встрече с подчиненными и открыл последнюю дверь.
За которой Лаккомо увидел… вот это.
Опутанный кабелями полиморф бесформенной тушей лежал на полу зала, словно надъеденная почти иссохшая жертва гигантской паутины. Часть брони была снята, и его туша с грудиной просвечивала насквозь, оголяя хрупкий и беззащитный кристалл найролита. Только прозрачная ударостойкая колба с жидким наполнением предостерегала главный нервный, мыслительный и личностный центр машины от внешней среды.
В его позе и внешнем виде всё говорило, насколько полиморфу сейчас плохо. Однако Лаккомо на миг решил, что ошибся, ведь обязательный при таком состоянии эмоциональный фон должен зашкаливать и чуть ли не бить лавиной в голову с порога. Но ничего такого не было. Жертва эксперимента болезненно молчала. И тогда Алиетт-Лэ понял, что это не щиты прикрывают его мозги от вскипания на чужом мучении, а это личность в машине ослабла настолько, что сил на страх и боль у нее не осталось.
Казалось, что аппаратура в зале с каждой секундой начала издавать все более громкие звуки. Пиликали вразнобой датчики. Скрипел помехами сканер. Даже мелкая дрожь конечностей полиморфа о каменные плиты на полу звучала по мнению Лаккомо все громче и громче. Но потом он понял, что дело было не в нарастающей громкости звуков как таковых. Просто весь персонал зала перешептавшись замолчал и боялся пошевелиться, взирая на Алиетт-Лэ.
Даже Эйнаор замер, обернувшись. Пытаясь удержать хладнокровную маску.
Но тяжелый, не предвещающий ничего хорошего взгляд Лаккомо был понятен всем.
— Что вы с ним сделали? — ровным безэмоциональным тоном спросил Алиетт-Лэ не обращаясь прицельно ни к кому.
Полиморф на его тон лишь слабо дернулся, а в кристалле вспыхнула бледная искра. Его голос узнали и вспомнили.
— Мы провели осмотр его внутренних составляющих и выявили несколько трещин на главном кристалле, — ответил за научных сотрудников Эйнаор. — Нам пришлось его разобрать, чтобы оценить характер повреждений и их последствия.
— А насколько вы были убедительны? — спросил Лаккомо, слегка поморщившись от слабо кольнувшего в висок чужого фона.
— Прости, что? — Эйнаор тряхнул головой, даже чуть растеряв свою собранность.
Вице-король медленно перевел взгляд на брата.
— Что вы сказали ему прежде чем начать разбирать? И почему Моя боевая машина трясется, как последняя скотина перед забоем?
Между братьями повисло тяжелое недружелюбное молчание.
— Я объяснил ему всё, — стараясь не выглядеть оправдывающимся, ответил Эйнаор. — Другое дело, что твой солдат впал в панику еще во время ментального сканирования.
— Мой солдат? — спросил Лаккомо, дернув бровью и бросив еще один мимолетный взгляд на груду металла.
Почему-то такой факт его задел сильнее, чем он сам ожидал. Одно дело — неведение. Абстрактная личность, попавшая случайно под изменение и заточение в кристалл. Незнание не вызывает эмоций, а только побуждает к действию. Другое дело — если это солдат. На добровольца он явно не похож, а значит в лаборатории не обошлось без насилия. Чувство несправедливости взвыло у Лаккомо с новой силой.