— Бэкинет Файнз. — представил Эйнаор. — Я снял его некоторые воспоминания, и мы восстановили личность по событиям и ярлыкам одежды. Солдат. Штурмовик. Официально числится погибшим на сражении за Сотору. Пятый взвод тридцатой десантной группы. Последнее, что он тогда помнил — это прорыв через город, а потом его порвало гранатой. Осколки парализовали опорно двигательную систему, задели спинной мозг и какое-то время он даже толком не чувствовал боли. Отключился от потери крови. Очнулся — уже в машине.
Как невинно звучит это: «снял воспоминания». Лаккомо по себе знал, что это означает.
— И ты заставил его вспомнить все досконально, включая момент смерти? — спросил он слегка резко. — Удивляешься, почему его колотит?
— Я должен был узнать, как он попал в кристалл, — оставался тверд Эйнаор. — Добровольно или нет. А еще я надеялся увидеть тех, кто проводил пересадку. Я пытался подойти к этому моменту с разных сторон, но он просто не видел.
— Вспомнить несколько раз… — перефразировал Лаккомо.
— Ты имеешь что-то против? — чуть повысив тон одернул его брат. — Или скажешь, что сам бы не попытался увидеть лабораторию чужими глазами при малейшей возможности?
Весь персонал тайной лаборатории молчал, по-прежнему не издавая ни звука. Умение не вмешиваться и сливаться с фоном у них было на высоте.
Лаккомо зло прищурившись посмотрел на Эйнаора, но промолчал. Знал, что тот прав. При наличии возможности и шанса он бы вытянул из своего подопытного всё, что мог. Возможно, иначе и мягче. А может, грубее. Зависело бы от ситуации и личного настроения.
Но сейчас для Лаккомо эта фраза прозвучала как укоризненный удар хлыстом и грубый, жесткий рывок на землю. В напоминание о своей не безупречности.
— Лучше убеди его снять защитный протокол с камеры кристалла, — перевел тему Эйнаор. — Нам нужно добраться до камня. Работать дальше с поврежденным ядром опасно.
— Нет. Я не буду его об этом просить, — припечатал Лаккомо.
Эанаор на пару секунд даже замер и растерялся, никак не ожидая от брата такой мгновенной реакции и отказа. Его Величество озадаченно застыл, хлопая глазами, пока не собрался обратно с мыслями.
— Но почему?!
Вопрос казался очевидным. Как и то, что без дальнейшей работы с кристаллом напрямую этот полиморф может просто сойти с ума и потерять остатки личности. Его просто в обязательном порядке нужно взять на восстановление! А это можно сделать только добравшись до кристалла и подключив к системе питательной среды.
— Вы узнали с него достаточно. Большего он не вспомнит. Я его забираю.
Лаккомо вновь заговорил короткими и рублеными военными фразами. Это помогало ему держать себя в руках и не срываться.
— Но трещины в кристалле… — попытался недоуменно воскликнуть Лоатт-Лэ.
— …Способны заращиваться самостоятельно, — отрезал командир «Стремительного». — Я знаком со свойствами нейролита и могу обеспечить ему благоприятную среду. Прикажи своим людям собрать его. Вечером он должен быть на моем корабле.
Эйнаор быстро отошел от первого ступора и теперь старательно скрывал свое негодование. Но Лаккомо все видел. И порозовевшие от тихой злости щеки, и плотно стиснутые губы. Даже заметил, как быстро забегал взгляд брата по лаборатории и подчиненным. Острый и колкий, словно выискивающий главного виновника разрушенного плана. Лаккомо по себе прекрасно знал, каков Эйнаор в бешенстве. И тогда это состояние качнулось на грани.
— Хорошо, — тихо и нейтрально произнес Эйнаор, запихивая остатки злости и гордости в себя. — Его соберут. Но пойдем поговорим в другом месте, чтобы не мешать работе. Я проведу.
И не встречаясь пока с Лаккомо взглядом, Лоатт-Лэ прошел мимо и приглашающе дождался его у двери.
Идея сменить место разговора казалась своевременной. Лаккомо тоже не хотел продолжать дискуссию на виду у других. Не то чтобы его это как-то смущало, но он старался все-таки поддерживать их с братом авторитет перед народом. Личные терки должны оставаться только между ними.
Так что Алиетт-Лэ последовал за Эйнаором без заминки. Проветрить голову не мешало. Лаккомо не сомневался, что за время их отсутствия полиморфа спокойно соберут и отсоединят от всех приборов. А за оставшиеся часы с ним ничего не случится. Ведь не случилось же, пока он был на войне! Да и потом, пока попросту сидел в трюме. Не загнется и за ближайшие сутки, если не лезть больше в воспоминания и не насиловать, вынуждая открыть капсулу.
И чего он так взбесился из-за этого полиморфа, Лаккомо сам не понимал. Опять же вся эта картина растянутого на проводах существа вымораживала и пробирала до самого подсознания. Дергала за нервы и колупала хуже примитивного кошмара. Так обычно отдаются в голове только личные фобии, но Лаккомо не имел представления откуда у него могли взяться подобные страхи. Детские кошмары? Нет. Вероятное прошлое? Да кто ж его знает… Образы будущего? Не припоминается такого.
Лаккомо шел по новому коридору позади брата, глубоко утонув в своих мыслях. Негодование не отпускало. Очередное прокручивание кадра с машиной кунало командира в новую злобу на происходящее. Факты складывались в цельную фразу, которая, оказывается, звучала очень неприглядно. Беспомощный сломленный калека на пыточном допросе… Тут каждое слово хотелось выставить в обвинение Эйнаору!
И почему он сам этого не понимал? Или возможно, Алиетт-Лэ просто не заморачивался аморальностью процесса? Или смотрел на ситуацию он просто иначе. Лаккомо прекрасно понимал, что сам он не идеален. Благо он помнил, как легко может забыть про «мораль», «честь» и «человечность», если Цель становится превыше всего. Помнил, как сам проводил допросы. Помнил, как его учили эффективным пыткам на занятиях менталистики… Но Учитель использовал только виновных. И тщательно предупреждал о последствиях для самого Лаккомо. Злоупотреблять крайними мерами он не рекомендовал.
Вот только где лежит граница крайних мер у каждого из братьев? Лаккомо мимоходом глянул в спину Эйнаору и задумался. Может, он сам пока не осознал толком серьезность их государственной проблемы с военными машинами и Цинтеррой? Отчего допрос одного искалеченного полиморфа ему пока кажется недопустимым. Может, брат знает куда больше? И он давно готов пойти на крайние меры…
Но стоило Лаккомо зайти за Эйнаором в зал за запароленными дверьми, как он мигом растерял свои начавшиеся размышления и недоуменно уставился на содержимое.
Хаотичное нагромождение деталей слепило глаза множеством отблесков полированных и белых панелей. Казалось, что свет лился отовсюду. Горели лампы на потолке, отдельные прожекторы освещали рабочие зоны, а миниатюрные кристаллы добавляли яркости среди аппаратуры. Стены помещения терялись за сложными металлическими конструкциями строительных лесов и укрепленных стеллажей. Подъемные краны находились здесь же, неподалеку, свисая с механизмов мощными захватами. Казалось, что весь объем помещения работники задействовали по максимуму. Даже проходная центральная часть зала была занята широкими сборочными столами с высокоточными станками и массивными приборами.
Но все это смешивалось в беспорядок лишь поначалу. А при детальном рассмотрении Лаккомо смог выхватить взглядом знакомые детали повсюду. На столах на стадии сборки, за ширмами среди строительных лесов, даже на стеллажах, закрытых защитной пленкой. И все это выглядело временно остановленным, прерванным на стадии кропотливой работы. А люди… нет, не ушли на перерыв, а переведены на другое срочное задание, которое сегодня ночью выдал им Эйнаор.
Что же касается их основного труда — он никуда не пропадет и будет ждать своего продолжения здесь, за бронированными дверьми зала, меж строительных лесов. Очередная металлическая туша, очередные конечности и много свежих дублирующих запасных частей в стеллажах.
— Ты идиот!
Вылетело у Лаккомо раньше, чем тот успел придержать язык за зубами.
Эйнаор медленно и озадаченно повернулся.
— Позволь мне объяснить, — начал Лоатт-Лэ.